Барбара Делински - Если сердце верит

— Лили? Ты думаешь?

— «Ты думаешь?» — передразнил его Гэс. — А ты о шом думаешь, умный ты шеловек? Ведь у тебя вышшее ображование. Ты бы должен жнать. Вот и шкажи шам, как ты думаешь, вернетша или нет?

Джон хотел признаться, что Лили уже вернулась. Его так и подмывало поделиться с Гэсом этой новостью, сделав тем самым шаг к примирению, выказав доверие отцу.

Только… Доверием тут и не пахло. Три года регулярных визитов, но Джон и поныне не знал, чем живет Гэс. До сих пор, как ни старался, он так и не понял этого человека, способного отослать собственного сына и даже ни разу не поинтересоваться его дальнейшей судьбой. Но именно так и поступил Гэс. Он никогда не звонил и не написал Джону ни строчки. Ни на день рождения, ни на Рождество. Дороти, которая писала Донни и навещала его, называла бывшего мужа эмоциональным карликом, и вскоре Джон тоже поверил ей. Хотя постоянно надеялся, что отец думает о нем.

Он не понимал, как человек может быть таким злым и бесчувственным. Джон предполагал, что где-то в глубине души отец мягче и что если бы они чаще виделись, то это непременно проявилось бы наружу! Он надеялся со временем доказать Гэсу, что тоже кое на что способен.

Как только пришла весть о болезни отца, Джон приехал в Лейк-Генри. Он представлял себе примирение с Гэсом, взаимную готовность понять друг друга, разрядить напряженность. Джон воображал, как они будут говорить о Донни и о Дороти, о самой длинной и самой красивой стене, построенной Гэсом, и о том, чем он сам мог гордиться, — о самых лучших его статьях. Он полагал, что найдет здесь отца, но нашел человека, столь же жесткого и непоколебимого, как и те стены, которые Гэс строил.

Джон понятия не имел, любит ли его отец хоть немного, поэтому не решался поделиться с ним секретом Лили. Ведь Гэс запросто мог взбрыкнуть и рассказать обо всем первому встречному, то есть Дульчи. Та сообщила бы своей матери, мать — сестре, сестра — мужу-плотнику, а тот — женщине, которая вела его учетные книги. А эта женщина была самой большой сплетницей во всей округе.

Нет, Джон не мог сделать Лили такую гадость.

Почтмейстер — совсем иное дело. Натаниель Рой любил и уважал Джона. Он выказал ему расположение, как только Джон вернулся в Лейк-Генри. Их ежедневные беседы в почтовом отделении становились все откровеннее. Джон видел, как внимательно слушает его Нэт, который явно питал интерес к человеку, так долго жившему в далеких краях. Почтмейстеру было не меньше семидесяти пяти, но, несмотря на разницу в годах, они были добрыми друзьями.

Чтобы поскорее заполнить пустоту, всегда поселявшуюся в его душе после визита к Гэсу, Джон решил заехать на почту и повидать приятеля, а заодно забрать корреспонденцию.

Почта располагалась в уютном одноэтажном кирпичном домике. Входившего сразу окутывал характерный запах рекламных проспектов и менее явственный аромат вишневого трубочного табака, которому Нэт никогда не изменял.

Почтмейстер оторвался от журнала и сразу же расплылся в улыбке. Он весь был длинен и очень худ. Истинный янки, от кончиков редеющих седых волос и очков в тонкой проволочной оправе до мешковатого кардигана, твидовых штанов и поношенных рабочих туфель. Нэт имел привычку посасывать незажженную трубку и никогда не говорил обиняками.

— Для тебя совсем немного, — сказал он, сдвинув чубук в угол рта, и вручил Джону маленькую, перетянутую резинкой пачку писем. — Несколько счетов, несколько рекламок, новый каталог и открытка от матери. Она с муженьком сейчас во Флориде. Кажется, собираются покупать дом.

Джон знал о том, что они присматривают себе жилище. Он вытащил открытку из пачки. Мать описывала коттедж в Нейплс, расположенный всего в четырех кварталах от пляжа.

— Соблазнительно.

— Кажется, она взволнована. Очень милая леди. Даже в самые худшие времена всегда была вежлива и улыбалась. Не хотелось бы вспоминать об этом, но мы никогда не понимали, что она нашла в Гэсе.

— Тогда он был выше ростом, — заметил Джон, — и очень красив.

Нэт вынул трубку изо рта.

— Красота увяла. И что осталось? Она приехала сюда издалека. Это не сулило добра.

— Майда Блейк тоже приехала издалека, — возразил Джон. — Они с Джорджем прожили вместе более тридцати лет. Как ты думаешь, они были счастливы?

— Сейчас думаю, что были. Конечно, Джордж никогда не был так красив, как Гэс, поэтому Майда ничего не потеряла, когда он стал старше и толще. Однако надо отдать ей должное, она умело взялась за дело после смерти супруга. Не позволила предприятию заглохнуть. — Снова зажав трубку в углу рта, Нэт отклонился в сторону, достал из чьей-то пачки новый номер «Пипл», раскрыл его и подвинул к Джону.

Джон быстро просмотрел статью. Это был материал о кардинале и Лили, напечатанный перед информацией об извинениях, принесенных накануне газетой «Пост».

— Прославилась наша землячка, — сказал Нэт. — Вряд ли Майде это придется по вкусу. Она никогда не одобряла отъезда Лили в Нью-Йорк. Майда считает, что этот город — настоящий вертеп беззакония и беспорядка. Но я не виню девочку за желание уехать. Ее ведь потряс этот случай с твоим братцем. — Почтмейстер подался вперед и понизил голос, хотя вокруг не было никого: — Как думаешь, она вернется сюда?

Джон знал, что Нэт умеет молчать, но все-таки воздержался.

— Интересно, — сказал он в надежде кое-что выудить, — она часто пишет Майде?

— Не часто. Но Майда вообще не пишет ей. Она всегда была такой. Даже сразу после приезда в Лейк-Генри не вела никакой переписки со своим родным городом.

— Что это за город?

— Линсворт, штат Мэн. Это маленький поселок лесозаготовителей к северо-востоку отсюда. Селия, правда, иногда переписывалась с земляками, но не слишком активно, а вскоре и это прекратилось. Они как будто обрезали все старые связи. — Нэт нахмурился. — Может, позади осталось что-то нехорошее? И они хотели начать все сначала?

— Что, даже семьи там не осталось?

— Если и были какие-то родственники, то они им не писали. Тогда я только-только начал тут работать, и меня часто спрашивали, кто они — Майда и Селия, — так что я присматривался к ним. Но ни от кого по фамилии Сент-Мэри не приходило никаких писем. — Нэт нахмурился. — Но я не говорил про это тому парню, что отирался тут вчера. Мелкий репортеришко из Уорчестера! Все пытался прикинуться одним из нас, даже говорить старался с нашим акцентом, притворялся, будто он на стороне Лили. Только я-то понял, что парень врет. Все хитрил и вопросы задавал один за другим. Меня еще удивило, почему он пришел ко мне. Потому что я вручаю письма? Как будто я стал бы с ним откровенничать. Ведь это было бы нечестно. Тем самым я не оправдал бы доверия, оказанного мне правительством. Это же почти государственное преступление — соваться в чужую переписку!