Скандинавский король (ЛП) - Халле Карина

— Что случилось? Кем он был?

— Он был преступником, — говорит она.

Я смотрю на неё. — Ты серьёзно? Я имею в виду, я знаю, что среди австралийцев есть такая шутка, но…

— Нет, он действительно был. Он приехал в город с кучей денег, и ему нужно было надёжное место, куда их можно было бы положить. Он купил устаревший паб и открыл его. Но это было прикрытие. А потом он увидел меня, идущей мимо паба, когда я возвращалась из школы, и всё. Мой велосипед был сломан, а идти было несколько часов, и он предложил мне выпить бесплатно, и я вошла. Его звали Дэн. Он пообещал мне весь мир. Они всегда так делают, не так ли. Только у меня ничего и никого не было, и я застряла с ним, как сойка к своей матери.

— Где он сейчас?

— В тюрьме, — говорит она, смахивая волосы с лица, которое в свете звёзд кажется ещё более светлым и бледным. — По крайней мере, я надеюсь, что он там. Он убил кого-то во время неудачной сделки с наркотиками… — она замолчала.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось быть с таким человеком, — тихо говорю я ей. Когда я хотел, чтобы она открылась, я не думал, что это будет так. Но в то же время я рад, что больше не нахожусь в неведении.

— Иногда я думаю о том, что он — злодей, а я — жертва. В других случаях я думаю, что я злодей, а он жертва. Потом оказывается, что в истории у каждого есть обе эти роли. — Она испустила долгий вздох. — Мы просто люди, делающие глупости, потому что так поступают люди.

Сейчас так тихо. Я слышу, как внизу храпит Йохан. Я бросаю взгляд на лодку королевской охраны и вижу парня на заднем сиденье с айфоном, освещающим его лицо. Здесь есть свобода, место, где признание может освободить тебя.

Мне нужно освободиться.

Особенно с ней.

Мы не можем двигаться вперёд в этих отношениях, как бы вы ни хотели определить нас, пока мы не будем полностью честны и открыты друг с другом.

Я прочищаю горло и успокаиваю себя.

Это всего лишь последний шаг в моём спасении, и каждый раз она была моим костылём.

Каждая грязная вещь, которую я делаю с ней, заставляет меня чувствовать себя чистым внутри.

Каждый раз, когда я глубоко вхожу в неё, я рождаюсь новым человеком.

Она — воплощение милосердия, моё отпущение грехов.

— Я убил свою жену, — говорю я. Мои слова тихие, мягкие и предназначены для неё, но они всё равно оказывают воздействие тысячи бурь.

Аврора медленно поворачивается и смотрит на меня, её большие глаза ещё больше увеличиваются, её лицо бледнеет передо мной. Она даже не может говорить.

— Это был несчастный случай, — продолжаю я, тщательно подбирая слова, надеясь, что она поймёт меня. — В ту ночь я вёл машину. Это был не Никлас. Я был зол, дорога была мокрой, в машине была драка, и я… я потерял управление. Я так редко теряю контроль, но тогда я его потерял. Мы выехали на обочину и полетели вниз. Перевернулись. Я никогда не думал, что машина перестанет переворачиваться. Она не была пристёгнута ремнём безопасности и вылетела через лобовое стекло. Я видел, как она умерла.

Воздух между нами такой неподвижный, натянутый от напряжения. Аврора пытается дышать, я пытаюсь успокоить своё лихорадочное сердцебиение. Я не знаю, чего я ожидал, я просто знаю, что это должно было быть сказано. И если она должна оставить меня сейчас… я не могу её винить.

— Где был Никлас? — наконец спросила она.

— Он был в машине. Я забрал и его, и Хелену с аэродрома. Я хотел, чтобы они остались вдвоём наедине. Только так я мог противостоять им наедине.

— Почему?

— Потому что у Хелены и Никласа был роман. Возможно, с тех пор, как мы поженились, а может, и раньше. Я знал, и я хотел, чтобы они знали. Это было глупо. Я должен был держать рот на замке, это то, чего от меня ждали. Закрывать глаза на интрижки. Но я не мог. Мне было так больно, и более того, была задета моя гордость. Драгоценная, драгоценная гордость.

— Значит, Никлас не был за рулём?

— Нет. Он взял вину на себя, потому что я трус. Я знал, что признание в том, что произошло, разрушит мою семью и девочек. А он взял это на себя, потому что я обещал ему работу и обещал, что мир никогда не узнает о нём и Хелене.

— Господи, — ругается она, качая головой. — Аксель… я не знаю, что сказать.

Это становится трудно проглотить. Внезапно страх настолько реален, что я потеряю её. Что она наконец-то видит, кто я, человек под короной и за маской.

Затем она сдвигается и кладёт руку мне на бедро, сжимая его. — Спасибо, что сказал мне это. Должно быть, это так тяжело для тебя. Хотела бы я иметь такое мужество.

— Мужество, — горько усмехаюсь я. — Это не мужество. Просто я не могу ничего от тебя скрывать. Если ты собираешься быть со мной, ты должна точно знать, кто я. Трус.

— Хороший, выдающийся мужчина, — говорит она. — Это то, кто ты есть. Умный, весёлый, сексуальный и такой хороший отец. Ты так многогранен, Аксель, и ты через многое прошёл, и быть трусом — не одно из них.

— Я чувствую себя ужасно. Всё время. Живя в этой лжи.

— Но это была не твоя вина, ты сам так сказал.

— Нет, но это я их подобрал, злой, я их подвёз. Я должен был просто… найти другой путь.

— Но ты не хотел её убивать. Ты сам чуть не умер.

— Я знаю. Но факты не освобождают от вины. Правда иногда похожа на ложь.

— Это из-за Никласа, — говорит она. — Он постоянно напоминает тебе о том, что произошло. Боже, как ты можешь с ним работать? Он трахал твою жену!

Я прикладываю палец к губам, чтобы напомнить ей, чтобы она говорила тише. К счастью, я не думаю, что нас кто-то слышит. — Он трахал, и я ненавижу его за это. Я ненавижу его по миллиону причин. Но если я его уволю, он расскажет правду всему миру. И даже если меня бросят под автобус, чего я действительно заслуживаю, мои дети — нет. Более того, правда о его романе с Хеленой выйдет наружу, а это единственное, что я поклялся сделать — защитить её репутацию до самого конца. Никто никогда не должен узнать о ней и Никласе. Она должна оставаться ангелом в их глазах.

— И что ты собираешься делать? У него каждый день что-то на уме. Что мешает ему написать книгу или дать интервью?

— То, что люди ему не поверят.

— Это не останавливало других людей раньше.

Я пожимаю плечами. — Может, он чувствует себя виноватым. — Может быть, он выжидает время. — Это он ударил меня, пока я ехал, его действия заставили меня потерять контроль над машиной. Вот так. И он это знает. Это единственная причина, по которой он согласился взять вину на себя, так что пока это всегда будет известно, как несчастный случай. И это был несчастный случай, просто роли поменялись.

Она выпустила длинный глоток воздуха, слегка покачав головой. — Какая запутанная неразбериха.

— Так и есть.

— Неудивительно, что ты такая сварливая заноза в заднице.

Я бросаю на неё взгляд. — Следи за собой, малышка.

Она оглядывается по сторонам, а затем осторожно кладёт голову мне на плечо.

— Тебе, наверное, не стоит этого делать, — тихо говорю я, делая ещё одну затяжку сигарой. — Охранник на другой лодке может увидеть.

Но потом я всё равно обнимаю её и прижимаю к себе.

Я просто успокаиваю няню.

Здесь не на что смотреть.

И в то же время здесь есть всё.

Глава 20

А В Р О Р А

ИЮНЬ

Сегодня, 5 июня.

Дата, которая раньше не имела для меня никакого значения, за исключением того, что во Франции это было время, когда туристы начинали съезжаться толпами, а погода становилась очень жаркой.

Но здесь, в Дании, это их день.

День их конституции.

День Дании, конечно, звучит красиво, но они называют его Grundlovsdag, а это не очень красиво.

В любом случае, для датчан это большой праздник, а для королевской семьи — ещё больший. Сегодня утром я проснулась на рассвете, чтобы переодеть Клару и Фрею в их традиционные датские костюмы.