Медленный фокстрот - Александра Морозова

ладонь Дани, каждый его палец, ощущала силу его прикосновения, когда он напрягал и расслаблял руку. Чувствовала, как по этой ноге бегут мурашки, как к ней притрагиваются его губы.

Даня вошел ко мне в комнату. Я смотрела на него, думая, насколько это похоже на сон и как мне проснуться.

– Я считаю, – без предисловий заявил он, – что долгое воздержание для женщин пагубно так же, как и для мужчин.

И тут я поняла, что это не сон. Это Даня.

– Ты больной? – спросила я.

– Конечно, больной, – как само собой разумеющееся ответил он и медленным шагом двинулся к моей кровати. – Здоровый бы не стал бегать за девушкой, которая устраивает сцены после шикарной ночи.

Он подошел, но опустился не на кровать, а на колени возле изголовья. Так, что наши лица оказались друг перед другом.

Я увидела улыбку в его лживо-серьезных глазах, отвернула голову к потолку, но не выдержала и рассмеялась.

– Ты невыносим! – произнесла я слишком громко в пустой квартире.

После Леши был чемпионат России – заводить романы казалось как-то не к месту. А потом, через два месяца, случилась авария. Еще долго о парнях я думала в последнюю очередь. Плюс комплексы из-за изуродованного тела, шрамов на спине. А потом один парнишка – и идеальные на тот период отношения: встречи пару раз в месяц, свидание где-нибудь в интересном месте или хорошем ресторане, ночь у него или в гостинице, а после только переписка или, в крайне редких случаях, недолгий телефонный звонок. Так могло бы продолжаться годами, но летом он женился. Поэтому, возможно, в чем-то Даня прошелся недалеко от правды.

– Хорошо, что ты смеешься, – сказал он, и я почувствовала, как его рука провела по моим волосам. – Надеюсь, в следующую ночь, когда мы проснемся вместе, у тебя не снесет крышу. Мы примем душ – вместе, заметь, это важно, – а потом будем искать, где бы раздобыть самый вкусный на свете завтрак. Но это нужно делать без истерик.

Я осторожно повернула лицо к нему. Он уже не смеялся даже глазами.

– Не будет никаких ночей, – сказала я. – Зачем ты пришел? Мы же обо всем поговорили.

– Говорила ты. Но мне тоже есть что сказать. И я хочу, чтобы ты меня выслушала.

– Дань…

– Лайм.

Я почувствовала, как горят глаза, зажмурилась, и сквозь сомкнутые веки одна за одной юркнули на подушку быстрые слезинки.

– Ла-айм, – требовательнее позвал Даня.

Я не шевелилась. Тогда он тихонько потряс меня за плечо.

– Открой глаза.

– Не хочу.

– Открой глаза и посмотри на меня. Ну, Лайм. Ты же не хочешь, чтобы я снова назвал тебя бельчонком.

– Не хочу.

– Открой глаза.

– Нет.

Я услышала глубокий вдох, а потом скрип кровати прямо возле моей головы и шепот Дани щекочущим дыханием в самое ухо:

– Я уже скучаю по твоему взгляду. Прошу тебя, посмотри на меня.

– Это запрещенный прием, – отозвалась я.

– Да, – прошептал он. – И таких у меня в арсенале еще много.

Я снова невольно улыбнулась.

– Ладно, – сказал он. – Улыбка тоже подойдет. Кстати, говорят, с закрытыми глазами информация усваивается лучше. Так что слушай. Может быть, мне даже не придется повторять дважды.

Я закусила губу, чтобы опять не улыбнуться и не засмеяться.

– Когда ты разоралась в «Компасе», – начал он, – я испугался. А потом понял, что ты просто боишься. За меня, за нас обоих. Боишься, что танцы как свели нас, так и разведут. Я сейчас тебе что-то скажу, а ты просто послушай, ладно? Я тебя давно знаю и знаю, что ты скажешь. Мы с тобой танцевали десять лет. Друг с другом. Один на один. А за последние пять лет я сменил семь партнерш. Сейчас мне надо искать восьмую, потому что Кристина мне уже сообщила, что не будет со мной танцевать.

Я распахнула глаза и даже приподнялась на кровати, чтобы лучше видеть его.

Даня заулыбался.

– Ну наконец-то, – прошептал он с завороженным придыханием.

– Погоди, – отсекла я. – Почему Кристина не хочет с тобой танцевать?

Даня несколько раз моргнул.

– Потому что я не хочу жениться на ее сестре, – ответил он. – Это же просто.

– А при чем тут это? Танцы танцами, личное – личным.

– Боже, – протянул Даня. – Как можно быть такой красивой и такой циничной?

Я несильно хлопнула его по плечу.

– Проблемы начинаются там, где смешивают личное и рабочее.

– Лайм, – Даня коснулся моих пальчиков, лежащих на простыне. – Даже если бы Кристина не ушла, ушел бы я. Я тоже больше не смогу. И дело не в личном и рабочем. Дело в том, что я не хочу танцевать ни с кем, кроме тебя.

– Дань, ну ты же знаешь…

– Знаю, – тут же перебил он меня. – Конечно, знаю. И еще я знаю, что могу остановиться. – Наверное, я замотала головой, потому что его рука крепче сжала мою ладонь. – Лайма, я выиграл чемпионат мира. Я доказал всем, что лучший во всем мире, представляешь? Это самая высокая гора, на которую я только мог забраться. Во всяком случае, пока не проводят чемпионаты вселенной. А до этого времени я могу расслабиться. – Его ладонь ослабила хватку, мягко прошлась по моей, наши пальцы переплелись. – Я могу уехать в Москву. Могу открыть там танцевальную школу. Могу преподавать и растить новое поколение чемпионов. Но только вместе с тобой.

– Танцевальную школу? – прошептала я. – Ты серьезно… не шутишь?

Даня закивал так же медленно, как тихо я шептала.

– Конечно, серьезно, – ответил он.

– Это потому, что моя мама об этом сказала, да?

– Нет, Лайм. Я сам об этом думал, и уже не раз. Мне нравится работать с детьми. Твой Стас – просто космос. Да я буду счастлив, если придется учить таких ребят.

– Но как же чемпионаты, выступления, мир? – не унималась я. – Это же мечта! Ты не можешь просто так бросить спортивную карьеру! Не сейчас…

– Бельчонок, – улыбнулся он, – эта моя мечта уже исполнилась. Пришло время исполниться другой. Даже двум другим.

– Двум? – глупо переспросила я.

– Первая – танцевальная школа. А вторая, – он сделал знак мне нагнуться ближе, словно нас могли подслушать, а потом сокровенно прошептал в самое ухо: – Я хочу, чтобы у нас родилась дочь.

Сначала мне показалось, что я не понимаю, о чем он говорит. Каждое слово по отдельности я знала, но общий смысл от меня упорно ускользал.

Дочь? Ребенок? У нас с Даней? С Даней?!

И пока я собирала в голове этот не складывающийся пазл, Даня поднес к губам и поцеловал мою ладонь с таким видом, будто не сказал ничего сверхъестественного. Будто