Брак и злоба - Триша Вольф

мужчина, который заставлял меня дрожать, возвышаясь надо мной, который ставил на моей коже клеймо самым грубым прикосновением, может быть таким нежным. Но он обращается со мной так, будто я фарфоровая. Как будто я могу разбиться.

Молча он входит в ванную комнату и включает свет, устанавливая слабый диммер, каким-то образом зная, что мои глаза не могут выдержать яркого света.

Он ставит меня на ноги, затем ведет к туалетной скамейке. Мое свадебное платье порвано и испачкано. Юбка из тюля выцветшая и порванная. Блестящий лиф пропитан кровью. И я до сих пор без трусиков. При воспоминании о том, как Дэмарко с силой сорвал их с меня, у меня сводит живот.

Люциан перехватывает мой взгляд и, видимо, читает мои мысли, потому что проводит ладонью по моей щеке и говорит:

— Он мертв. — Я поджимаю губы.

— Хорошо. Он был мудаком. — Призрак улыбки крадется по его губам.

— Не думай о нем больше никогда. Он — выжженная земля. — Я молча киваю, пока он не встает и не направляется в душ. Мой взгляд изучает царапины на его руках, которые, должно быть, нанес мой кузен. Люциан убил его. За то, что он причинил мне боль. Возможно, я должна была бы чувствовать себя потрясенной, но все, что я чувствую, — это облегчение.

Он включает душ, проверяя температуру, а затем начинает сбрасывать с себя одежду, которая еще больше испорчена, чем мое платье. Когда он снимает пиджак, обнажая окровавленную рубашку, я задыхаюсь.

— Ты ранен. — Он смотрит на порез вдоль грудной клетки, словно только что вспомнил, что был ранен.

— Я в порядке. — Он снимает рубашку и брюки, и я с затаенным дыханием наблюдаю, как он обнажает всю свою соблазнительно чувственную кожу и накаченные мышцы. Шрамы и чернила, новые раны, которые зарубцуются и пополнят болезненный гобелен его тела, рассказывающий историю его жизни.

— Где твоя аптечка? — Я знаю, что она у него есть.

Люциан нетерпеливо проводит рукой по волосам, а затем берет аптечку из ящика. Он начинает обрабатывать рану, а я беру вату из его рук.

— Теперь это моя работа, — говорю я ему.

Пока я обрабатываю его порез, очищаю и перевязываю, Люциан наблюдает за мной, с любопытством приподняв бровь. Признаться, мне никогда не приходилось перевязывать кого-то после смертельной схватки… но у меня было много практики с ногами.

Дрожь пробегает по моей руке, когда я заканчиваю перевязку. Я знаю, что не могу попросить его не раниться: я теперь замужем за преступным миром.

— Я постараюсь, — говорит он, и мой взгляд встречается с его пониманием.

Я прикусываю уголок губы и киваю.

Он берет меня за руку и ведет так, что я оказываюсь к нему спиной. От того, как ловко он расстегивает застежки на платье, по моей коже пробегает возбуждающая дрожь. Вскоре свадебное платье падает на пол, оставляя меня обнаженной.

Я выхожу из платья, и он выбрасывает его из ванной.

— Мы его сожжем, — говорит он с жесткой ноткой в голосе.

Когда я поворачиваюсь к нему лицом, мой взгляд останавливается на его груди и вытатуированном кресте, он вынимает шпильки из моих волос, позволяя им рассыпаться по спине. Затем он открывает стеклянную дверь душа и ведет меня внутрь кабинки.

Теплая вода тает на моей коже, смывая все мысли о семье, предательстве и смерти. Люциан поднимает мое лицо вверх и проводит пальцами по челюсти и щекам, осторожно снимая повязку, защищающую швы, и осторожно стирает кровь с моей кожи. Точно так же, как я смывала кровь с него, пытаясь вернуть его с края пропасти, ища человека, скрывающегося за монстром. Он ищет женщину под всеми этими мучениями.

— Он заслуживал худшего, — говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду моего дядю, пытаясь облегчить мое бремя, мою вину.

— Я знаю, — говорю я, хотя еще не до конца верю в это. — Я в порядке. — Я повторяю его слова, но сомнение в его глазах говорит о том, что он не хочет озвучивать. — Что случилось…? — начинаю я.

— Не сегодня. — Его горячий голубой взгляд скользит по моим чертам, такой напряженный, что в горле застревает боль. — Завтра я расскажу тебе все, что ты захочешь знать. Но сегодня все, чего я хочу, — это чувствовать тебя и знать, что ты моя.

Его слова — это афродизиак, посылающий удар возбуждения между моих бедер, усиливающий мое осознание его эрекции, прижатой к моему животу.

Я облизываю губы, окидывая взглядом его красивое лицо.

— Мы даже не успели сказать «да». — Он издает протяжный, задыхающийся стон, а его взгляд опускается ниже, к моему телу.

— Кайлин Биг, я сделаю тебя своей женой, — говорит он непреклонно. — Так что, если тебе нужна эта клятва, лучше произнести ее сейчас.

Несмотря на то, что в этот момент я была в шоке, я вызываю в памяти смутное воспоминание о том, как Люциан угрозами заставил священника закончить наше венчание. Улыбка искажает мой рот. Перед лицом хаоса и смерти этот человек был сосредоточен только на мне и на том, чтобы наш брак был скреплен.

Я поднимаюсь и обхватываю его за шею, слегка морщась от боли в плече.

— А что, если я не объявлю о своей клятве? — поддразниваю я.

Из его горла вырывается первобытное рычание.

— Я заставлю тебя танцевать, пока ты не станешь мокрой, а потом буду трахать тебя, пока ты не закричишь, что я хочу.

Он не дает мне ни секунды на ответ. Он покусывает мою челюсть, проводит по губам затяжным поцелуем, а затем разворачивает меня лицом к кафельной стене. Прижав мои руки к кафелю, он убирает волосы с моей шеи, заставляя меня дрожать.

— Не двигайся, — приказывает он.

Я не шевелюсь, пока он берет бутылку с шампунем и выливает щедрую порцию себе на ладонь. Когда он начинает вспенивать его в моих волосах, смывая всю сегодняшнюю грязь и кровь, это действие что-то делает с моим сердцем. Руки, которые были грубыми, когда зажимали в кулаке мои волосы, теперь стали нежными и успокаивающими, заботясь о том, чтобы подарить мне комфорт.

Мыльная пена скользит по моим плечам и груди, привлекая его внимание, а затем, когда я чувствую прижатое его твердого тела к моей спине, он испытывает настоятельную потребность. Он опускает рот к затылку, где сначала целует меня, а затем — к перевязанной ране на плече.

Он внезапно напрягается.

— Ты пыталась получить пулю за меня. — Его голос гортанный, грубый. Я молчу, не зная, что ответить. — Я не знаю, наказать ли тебя за