Мама знает лучше - Ария Тес

лучше! А Настюша...она...

— ЗАКРОЙ РОТ!

— Леша! Послушай!

Она тянется к сыну, но он делает еще один шаг назад и трясет головой.

— Не прикасайся ко мне!

— Лешенька, мальчик мой…

Ну…думаю, я видела достаточно.

Больше не хочу.

Он не знал. Ни о чем. Он ни о чем не знал, и смотреть на то, как его мир рушится…мне внезапно больно.

Встаю и говорю тихо.

— Вот это финт собачонка выкинула, да? У вас один день на сбор откупа, потом бумаги уйдут в полицию. Думаю, говорить о том, что для меня это проще пареной репы, не нужно? Вы уже видели. Вашего любимого Давида забрали быстрее, чем он успел рот свой открыть. Удачи. И да, Антонина Алексеевна. Теперь я довольна. Вот теперь я удовлетворена.

Я ухожу с тяжелым сердцем.

С одной стороны, я рада. Правда, рада. Справедливость восстановлена, моя душа наконец-то не беснуется, а вся клевета скатилась с меня как с гуся вода. Но с другой стороны…мне действительно не по себе. Я ненавижу его, но делать больно таким образом…это жестоко. Слишком жестоко. Видимо, Антонина все-таки права была. В этой семье я бы не прижилась. Я же не монстр, как все они…

«Больше никому меня не прощай»

Падают звезды в пустые вагоны метро

Этой ночью опять будет холодно

Лишь потому, что ты ушла

С первой затяжкой я все еще помню вкус губ твоих

Но вот, со второй, уже даже не помню

Твои глаза

Часы на запястье напомнят то время

Что ты потеряла, в надежде просто любить меня и верить мне

И запах духов твоих, в тысячу слов твоих

Делит все на двоих и вдруг навсегда исчезнет в открытом окне

Больше никому меня не прощай

Чтобы в одиночку шел за тобой

И чувства бьют по нам, но ты не вставай

Слова сильней ножа причиняют боль

Любовь теряет вкус

Словно крепкий чай

И выпить бы до дна, но я не могу

Ты больше никому меня не прощай

Ты больше не прощай меня никому

Женя Трофимов Комната культуры — Ты больше никому меня не прощай

Аури

Это было ожидаемо, поэтому я не ложусь спать. Сижу у окна на кухне и медленно покручиваю кружку с яблочным соком, а когда у калитки останавливается шикарный внедорожник — встаю.

Приехал.

Я знала, что он приедет.

Иду к двери, а в спину мне доносится тихий голос Григория.

— Аури, надеюсь, ты понимаешь, что я не могу позволить тебе уехать с ним?

Резко замираю. Смотреть на отчима…кхм, короче, сложно теперь. Ввиду открывшихся подробностей.

Хмурюсь, замираю, а Григорий делает шаг в мою сторону.

— Аури, я понимаю…

— Нет. Не понимаешь.

Замолкает.

Я чувствую его тяжелый взгляд себе в спину, но не оборачиваюсь. И я не хочу думать о разговоре, который у нас состоялся намедни, поэтому трясу головой, прогоняя образы подальше, и киваю.

— Я никуда не поеду. Дурости мне на оставшуюся жизнь хватило, больше не надо. Я ему уже не доверяю, так что расслабься. Будем говорить на веранде.

Не дожидаясь ответа, выхожу и сразу сталкиваюсь взглядом с Алексеем.

Он останавливается у ступенек.

В темноте мне плохо видно его лицо, но того, что я вижу — уже достаточно. Он как будто постарел за эти пару часов лет на двести.

— Не знал, будешь ты тут или нет, — говорит тихо, хрипло и низко.

Я отвожу взгляд.

Мне, правда, больно за него. Разговор с Григорием — полное дерьмо, конечно, но из него я кое-что почерпнула. Да и из своего нового положения тоже. Я теперь мать.

У меня теперь в принципе многое в других красках играет.

— Но ты здесь.

— Должен был попытаться, — Леша тихо вздыхает и делает шаг, но резко тормозит.

Хмурится.

Тень от луны падает на его лицо, и я вижу, насколько сильно оно осунулось, поэтому долго держать контакт не могу — отворачиваюсь. Сжимаю себя руками, тру предплечья. Пусть думает, что мне холодно, а не больно. Не больно. Мне не больно.

— И чего ты хочешь?

— Я хочу…мы можем…блядь… — прикрывает глаза и опускает лицо вниз, а потом шепчет, — Не знаю, могу ли я чего-то вообще теперь хотеть.

— Ну, попробуй. Я же вышла.

Издает тихий смешок и кивает пару.

— Мы можем поговорить?

И послать бы его на хер…господи, как я хочу послать его на хер! Но…

— Да. Здесь.

Поворачиваюсь и отхожу к столу, присаживаюсь за него и отворачиваюсь к окну. Надо же. Люди моего отчима дом буквально вылизали. По всем строгим правилам своей армейской жизни. Даже окна светятся. Если по ним пальцем провести, заскрипят. Сто процентов.

Леша подходит и садится с другой стороны. Даже не так. Он грузно падает на плетеное кресло, съезжает вниз и смотрит в потолок.

Я бросаю на него короткий взгляд, но состояние его так сильно передается мне, что я не могу…не могу долго смотреть. Как на солнце, которое светит. Больно. Глаза режет, в горле встает ком.

Нет, я должна спросить…

— Как ты мог поверить?

Не знаю, насколько вопрос звучит жалким? Градус отвратительных эмоций тут зашкаливает, конечно. И на языке горький привкус разочарования и боли. Но мне правда нужно понять…

Чувствую, что Леша смотрит на меня — не отвечаю. Просто скажи. Просто…господи, просто скажи мне…как ты мог?…

— Все было очень натурально, — звучит его хриплый, низкий голос, и я закрываю глаза.

Ну, конечно.

— Ты же знал, что я тебя…

Нет. Не произнесу этого вслух. Поджимаю губы и жмурюсь сильнее. В глазах печет. В горле режет.

Дыши.

Леша молчит.

Странно, наверно, но я все еще чувствую его состояние, как будто оно мое собственное. Интересно, а он еще чувствует меня?

— Знал. Поэтому я не верил очень долго, но меня…как там она сказала? Правильно обработали.

— Как?

— Я привык ей доверять, — снова звучит его голос, на этот раз еще более надломленный, — Она никогда не говорила прямо. Так. Заискивала. Я теперь только понимаю.

— Например?

— Говорила…мол, наш водитель слишком долго смотрит на тебя. Пригляди, Леша. Вдруг он что-то сделает? Аури — молодая и нежная девочка. Ее нужно защищать.