Неподходящая - Юлия Резник

мама, заглянув в комнату. – Сиди в спальне, как положено. Не вздумай выйти, пока вас не позовут.

Я киваю. И послушно сижу. Хотя внутри все вибрирует от необходимости хоть какого-то движения. Как назло, из окна моей спальни совсем ничего не видно. Я будто в коконе. В ожидании, как в детстве перед контрольной или экзаменом. Все как в тумане…

Мама заходит спустя почти час. С улыбкой. Уставшая, но такая счастливая. Она смотрит на меня и вдруг кладёт руку мне на плечо. Суетливо поправляет платок. И говорит:

– Всё, дочка. Говорили красиво. Очень уважительно. Молодцы они. Вахид назвал тебя украшением сада…

– А что отец?

– Он очень доволен, Лейла. Очень.

Я киваю, не доверяя голосу. Потому что в груди всё дрожит. От облегчения, от благодарности, от чего-то, чему я пока не могу дать даже определения. Как бы лицемерно не выглядело поведение моих родителей, я рада разделить с ними этот момент. Но еще больше я рада, что стану частью другой семьи… Семьи, которая уже доказала, что выбирая между глупыми предрассудками и счастьем своих близких, они всегда выберут счастье.

– Пойдём, – говорит мама. – Их женщины хотят на тебя взглянуть.

Я медленно выхожу в гостиную. На меня устремляются взгляды. Две женщины поднимаются – я узнаю маму Адама. А вторую, которую мне представляют как его тетушку Зарину, я вижу в первый раз. На их лицах искренние улыбки, но я бы предпочла, чтобы на меня не смотрели, как на музейную диковинку, а Зарина смотрит именно так. Чувствую, как щёки начинают пылать.

– Вот и она, – говорит мама, аккуратно подталкивая меня вперёд. – Наша Лейла.

Мама Адама берёт меня за руки. Смотрит пристально, но без напряжения – как будто оценивает не внешность, а то, как держусь. Потом чуть кивает и говорит:

– Добро пожаловать в семью, Лейла.

– Спасибо, – шепчу я, не уточняя за что, потому как это всем и так понятно – только благодаря тому, что они меня приняли, происходящее стало возможным.

Жены моих братьев, не скрывая радости, улыбаются. Я в кои веки не позор семьи. Мы болтаем. Фотографируемся на память. Обсуждаем мое колечко – хотя обсуждать тут особо нечего. Все сошлись на том, что оно прекрасно. Наконец-то я не чувствую себя чужой. Всё правильно. На своих местах. Как и должно быть.

Позже, когда гости уезжают, в доме повисает уютная, полусонная тишина. Мама ложится отдохнуть, потому что на нервах у нее поднялось давление. Папа коротко мне кивает. За весь вечер мы не перекинулись и парой слов. Но я вдруг ловлю себя на мысли, что это совершенно меня не беспокоит. Я больше не та Лейла, что стояла с чемоданом у чужой двери, надеясь только на себя. Теперь я снова – чья-то. Чья-то жена, чья-то дочь…

Как это ни удивительно, родители настаивают, чтобы до свадьбы мы с Ками пожили у них. Это будит мощный протест. Если сегодня я готова переночевать в их доме, то в последующем пребывании здесь не вижу абсолютно никакого смысла. Зато его видят родители. И меня немного тошнит от того, что они реально опасаются, как бы я еще раз не опозорилась.

Я возвращаюсь в комнату, стягиваю платок, расчесываю волосы, убеждая себя, что буду последней дурой, если позволю такой мелочи испортить этот замечательный день.

Телефон пищит от нового сообщения.

Адам: «Ты как?»

Я улыбаюсь и тут же ему перезваниваю. Он принимает вызов после первого же гудка.

– Устала, – шепчу. – Но это приятная усталость.

– А где положенные случаю «Адам, я так счастлива!»? – притворно возмущается мой мужчина.

– Я счастлива с того самого момента, как сказала тебе да.

Мой голос становится тише, чувственнее… Я прижимаю трубку к щеке, как будто он может меня обнять, несмотря на расстояние.

– Я впервые за долгое время ничего не боюсь. И мне не стыдно за то, что чувствую.

– И что же ты чувствуешь? – голос Адама скатывается в интимный полушепот.

– Что я тебя очень люблю, Адам.

Он молчит. Но это хорошее молчание. Как будто ему не нужно слов. Но я-то, я… хочу слов! Я чувствую, нет, я точно знаю, что достойна этого… Хотя он, будучи мужчиной, конечно, может и не догадываться о том, насколько мне важно услышать ответные признания. И тогда я сама его подталкиваю к этому, решив не усложнять нам обоим жизнь.

– Адам… Ты тоже скажи.

– Я тебя люблю, Лейла. Сильно. Навсегда.

– Ты можешь сказать лучше.

– Считаешь, мне не хватает красноречия?

– Говорят, в суде твоей речью можно заслушаться, – я улыбаюсь, в ухо мне льется раскатистый мужской хохоток, от которого по всему телу бегут мурашки и екает внизу живота.

– Я люблю тебя, жена моя, – переходит Адам на ***ий. Ты – моя молитва, которая впервые была услышана. Моя весна после долгой-долгой зимы. Ты мой дом – даже если нам когда-нибудь придется ночевать под открытым небом. Ты та, с кем я хочу пройти за руку через всю мою жизнь. Так лучше?

– Значительно, муж мой, – мягко улыбаюсь я. – Я вот что хотела у тебя уточнить…

– М-м-м?

– Мы не могли бы пожениться скорее?

– Так не терпится со мной лечь? – мурлычет Адам.

– Быть с тобой не терпится. Это плохо?

– Это хорошо. Плохо, что тебе кажется, будто я способен без тебя протянуть дольше. Свадьба будет первого октября. И поверь, это единственно возможная компромиссная дата, учитывая, что ты все-таки хотела устроить праздник.

– Я уже жалею об этом, – признаюсь со вздохом. Адам отвечает мне очередным довольным смешком.

– Ничего. Говорят, ожидание того стоит. Лично у меня план – не слазить с тебя три дня. Это как минимум.

– Ну что за пошляк мне достался?

– Жалуешься? Еще не поздно передумать.

– Ага. Еще чего! – возмущаюсь я, зная, что никогда и ни о чем больше не пожалею.

Эпилог

Три года спустя

Лейла

– Не хмурься, – Адам возникает передо мной буквально из ниоткуда и проводит пальцем между бровей, разглаживая образовавшуюся там складку. Этого нехитрого прикосновения мне достаточно для того, чтобы расслабиться полностью. И впрямь, какие мои тревоги?

Трусь о