Высота в милю - Лиз Томфорд

для старта игры, и я странным образом увлеклась хоккеем с тех пор, как меньше двух месяцев назад начала летать с командой.

Первый заголовок — это победный счет 4:2 в матче с «Анахаймом».

Под вторым заголовком — лицо Зандерса с потрясающей женщиной рядом с ним, которые вместе выходят из арены.

Это уже четвертая игра «Чикаго Рэпторс» с тех пор, как мы вернулись в город, и это четвертая женщина, с которой он был запечатлен.

Ничего удивительного.

Я знала, на что подписалась, когда связалась с ним в тот вечер в Вашингтоне, и я бы не сказала, что ревную из-за этого.

Ладно, это ложь. Я ревную, но только потому, что не могу перестать думать о той ночи. Это было так хорошо и так необходимо, и я была права — мой вибратор с тех пор ни черта мне не помогает.

Слова Зандерса звучат в моей голове всю неделю. «Потому что одного раза мне точно не хватило». Я тоже не думаю, что этого было достаточно для меня, но это не меняет того факта, что это не может повториться. И я ни за что на свете не смогу стать его дорожной шлюхой. Не знаю, почему он вообще предложил это. За ним охотятся женщины в каждом городе, который мы посещаем, и, очевидно, в том числе и в том, где мы живем.

Все больше заголовков о Зандерсе и драке, которую он устроил сегодня во время игры, о штрафе, который он должен заплатить за то, что ударил своего противника слишком сильно и слишком грязно, и еще больше о репутации, которую он носит как почетный знак — репутации, которую я терпеть не могу.

Запихнув телефон в сумку, я поднимаюсь на лифте в свою квартиру в тишине. Ну, тишина за исключением звуков пианино, исполняющего серенаду в металлической коробке. Уверена, что соседи Райана не раз задавались вопросом, действительно ли я здесь живу, когда я приходила в своих мешковатых фланелевых рубашках и не очень чистых кроссовках, покрытая собачьей шерстью, с волосами в большом кудрявом беспорядке.

Когда добираюсь до квартиры, я нахожу конверт, висящий на входной двери Райана, с номером квартиры, напечатанным на внешней стороне. Я снимаю скотч, отпираю дверь и бросаю ключи на консольный столик внутри.

Сняв обувь, присаживаюсь у кухонного острова и открываю конверт. В нем несколько забавных конфет, завернутых в индивидуальную упаковку, а также письмо.

Привет, соседи,

У нас есть трехлетняя дочь, которая не смогла отпраздновать Хэллоуин с папой, потому что он был в командировке. Мы планируем компенсировать это сегодня вечером, отправившись от двери к двери за угощением.

Если вы хотите принять участие и сделать вечер нашей дочери приятным, пожалуйста, оставьте свет у вашей входной двери включенным, и мы придем к вам между 6 и 7 часами вечера. Если нет, не беспокойтесь! Мы надеемся, что вместо этого вы насладитесь конфетами!

От ваших соседей,

— Мэддисонов

Это, возможно, самое милое, о чем я когда-либо слышала. Мы летели из Филадельфии в Буффало в ночь на Хэллоуин, поэтому я точно знаю, о какой рабочей поездке идет речь в этой записке.

Часть меня хочет выключить наружный свет, потому что, насколько я знаю, Мэддисон не знает, что я живу в их доме, и, возможно, я смогу еще немного помешать ему узнать, кто мой брат. Но больше всего я хочу убедиться, что его дочь хорошо проведет Хэллоуин, и у нее будет много остановок, чтобы повеселится и угоститься.

Следующий час или около того я провожу на диване, бездумно выбирая, что бы посмотреть, когда слышу тихий стук. Быстро вскакивая с дивана, я достаю конфеты из конверта и открываю входную дверь.

Самая милая маленькая девочка с яркими изумрудными глазами и дикими темными волосами стоит по другую сторону, с корзинкой в форме тыквы в руке. Ее пышное желтое платье точно говорит мне, кто она, а роза, вышитая на ее атласных перчатках, подтверждает это.

— Сладость или гадость?

— Ты, должно быть, Белль, — я наклоняюсь, чтобы оказаться с девочкой на уровне глаз, и наблюдаю, как глубокие ямочки на ее щеках еще больше погружаются в фарфоровую кожу от улыбки.

— Стиви?

Я поднимаю голову на голос Мэддисон и вижу в коридоре взрослых людей, в основном мужчин, одетых как диснеевские принцессы.

— Ты живешь здесь? — спрашивает Мэддисон с искренним любопытством, хотя на нем светло-голубое платье с пышными рукавами, украшенное черным колье, так что мне трудно не рассмеяться в ответ.

— Стиви? — Женщина, одетая как Ариэль, поворачивается, чтобы спросить его. Судя по рыжим волосам и фотографиям, которые я видела в интернете, это его жена, Логан. — Как… — она разводит руки в стороны, как будто это крылья самолета, и Мэддисон многозначительно шевелит бровями, кивая в подтверждение.

— Понятно, — добавляет Логан со знающей улыбкой и еще более понимающим тоном.

Очевидно, Мэддисон рассказал ей о Зандерсе и обо мне.

Говоря о защитнике, все взгляды устремляются на заднюю часть группы, где стоит огромный мужчина с черными татуировками и золотыми украшениями, одетый в льдисто-голубое блестящее платье и длинный белокурый парик с косами.

— Привет, — ухмыляется Зандерс, его глаза прикованы к моим.

Я пытаюсь сдержать смех, правда пытаюсь, но этот человек, который известен как самый большой плейбой в городе и, вероятно, имеет больше врагов, чем поклонников, одет в то, что должно быть платьем в пол, хотя оно достает ему чуть ниже колен.

Но он надел это в субботу вечером в середине ноября, чтобы убедиться, что дочь его лучшего друга хорошо проведет Хэллоуин.

И этот милый поступок — последнее, чего я ожидала от печально известного всеми ненавистного хоккеиста.

— Ты жила здесь все это время? — Вопрос Мэддисон возвращает меня к реальности, и я понимаю, что была права. Зандерс не сказал ему, что я его соседка.

— Переехала в конце августа.

Логан снова поворачивается к Зандерсу.

— Так вот почему ты больше не пользуешься лифтом в пентхаусе.

— Ло… — Глаза Зандерса широко раскрыты, его голос суров в предупреждении, он пытается остановить