Странная дружба - Вера Вкуфь

потом змеёй-искусительницей как ни в чём не бывало скользнула вниз, к напряжённым лопаткам.

Та рука, что оглаживала живот, коротко прикоснулась к головке и до раздражения быстро скрылась где-то вне недр Максимова сознания. И всё внимание его волей-неволей сосредоточилось на Таньке.

Всё её тело вздрогнуло, когда Максим склонился сверху. Она замерла, поднимая на него глаза. Теперь в них появился свет. Вместе с нетерпеливым блеском.

Бёдра Таньки автоматически не разъехались, когда Максим надавил на них коленом. Только чуть расслабились, оставляя между собой узкую полоску свободного пространства. Вроде бы и не хотела его останавливать. Но и не спешила подчиняться.

Впрочем, таким Максима и не остановишь — он легко расставил собственные ноги, сжимая коленками Танькины бёдра. Так тоже можно войти. Тем более, когда светлая Женькина ладонь мелькнула из-за спины и обхватила пальцами ствол, чуть потягивая и скользя то к основанию, то к головке. И размазывая влажным звуком смазку. А потом, не спрашивая, эта ладонь перелегла на Танькино бедро, вжимаясь в плоть тонкими пальцами.

Вдох у Таньки получился рваным, как если бы лёгкие заполнялись воздухом частями. И будто заполнялись они, координируясь с Женькиным нежным движением к животу.

У Таньки внутри что-то вопило, словно от неправильности. И в то же время что-то другое, гораздо более сильное, разливалось по телу сладостью и ожиданием. И почему-то именно её присутствие будто расслабляло и снимало с Таньки всю ответственность. И она потянулась к губам Максима. Которые так резко накрыли её собственные, что Таньке пришлось вжаться затылком в ткань дивана. По телу её прошла дрожь. И стало странно холодно. Вроде кожа ощущает жар, а внутри всё сжимается от озноба.

Она не сразу поняла, что Максим уже в неё вошёл. Просто напряжение в промежности вдруг отпустило. Или не отпустило, просто получило вожделенную наполненность. Которая очень быстро прошла — Максим вышел. Чтобы погрузиться в неё снова.

У Таньки замирало сердце и всё остальное. И почти сразу начало бухать. Там, где они соединялись с Максимом. Радость стала подниматься и струиться по всему телу. Волнами через кровоток.

Таня зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на дыхании, чтобы сохранить остатки разума. И почувствовала очень ласковое, мягкое прикосновение к своей щеке. Не Максимово.

Тонкие пальцы изгибами фаланг и подушечек прошлись по губам. Почти электрическими разрядами — кожа стала очень чувствительной. А Максим стал двигаться быстрее.

Со вздохом Таня открыла глаза и увидела перед собой Женьку. Та успела лечь рядом с ней, а сама Таня — развернуться к ней. Максим двинулся особенно резко и приятно, и Таня инстинктивно сжала чужую ладонь, глядя в очень голубые глаза. Которые её почти загипнотизировали. А потом глаза исчезли. Потому что Женька ткнулась влажным поцелуем ей в губы.

От этого всю Таньку потянуло куда-то вниз. Навстречу Максиму. Она сжалась, плотнее обхватывая член и чувствуя каждое его мельчайшее движение. Такое острое и приятное. Такое нужное. Почти как рука Женьки между ними, оглаживающая её напряжённую грудь и плавно скользящую к животу. Чтобы потом вернуться обратно.

Таньке вдруг резко не захотелось выпускать Максима. Захотелось стать ещё ближе к нему. Сжать. Стиснуть. Слиться. Она машинально вцепилась в его плечи и застонала. А тот вдруг стал двигаться медленно, почти остановился. Отчего Таня почувствовала резкий толчок во влагалище. Потом ещё один, какой-то мучительно-протяжный. А потом Максим, ко внутренней её радости снова возобновил движения.

Дыхание перебило. Внутри напряглось абсолютно всё. Замерло. А потом между ног взорвалось так резко, что пульс стал отдаваться в ушах. И каждая клеточка тела будто перевернулась, а потом заняла нужное положение.

Таньке стало расслабляюще-жарко. А Максим уже отстранился от неё, встав на колени и очень резко и шумно дыша. Глаза его были открыты, но вряд ли он кого-то видел. Губы хватали воздух.

Потом взгляд его зацепился за тонкое, лежащее рядом тело, кокетливо закинувшее ногу на Танькино бедро. А успокаивающе-ласкающая ладонь переползла с Танькиной талии на свою грудь. Сжала её, отчего розовый сосок мелькнул между пальцами. А когда ладонь разжалась, то оставила после себя красноватые следы.

Женька стала казаться ему чуть ли не развратной — с этой её шальной улыбкой и манящими, полуприкрытыми глазами. И с тем, как светло-розовый язык размыкает набухшие губы. Наверно, особенно ярко для Максима это оттенялось тем, что рядом с ней лежала, тяжело дыша, Таня, в которую он только что едва не кончил.

Женька была уже сильно возбуждённой. По крайней мере, войти в неё получилось легко и почти сразу до конца. Женька застонала, прикрывая глаза и упираясь ладонями ему в грудь. Не отталкивая, но будто стараясь почувствовать его тело. И сильно сжала ноги вокруг его бёдер. А у Максима сама собой взялась высокая скорость — напряжение после Таньки ещё не успело спасть — только затаиться. И теперь снова набирало мощности, когда попало в знакомое лоно.

Максима дёргало и трепало. Наверное, сильнее, чем за всю его жизнь. Женька казалась ему лучше всех. И Танька тоже. И вообще всё, абсолютно всё внутренне трубило о своей крутости. О том, что всё в этом мире прекрасно, и ещё прекраснее быть просто не может.

Женька обвивала его руками. Влажно дышала в шею. Щекотала его по спине и хваталась за пояс. Стискивала ягодицы. Целовала в ухо, отчего по телу шёл жаркий озноб. Или всё это была Танька?

Хотя какая уже разница — когда плотный узел в паху наливается и грозит лопнуть в любую секунду? Предупреждающие волны уже начинают накрывать тело. Женька стонет подозрительно в такт с ними — наверное, у Максима изменился ритм. Он сам не чувствует. Только напряжение. Только маяту. Только…

Кажется, его оглушило. Это вся внутренняя сила, вся энергия разом и бесповоротно покинула его тело. Оставив после себя только щемящее блаженство и разливающееся счастье.

Оказывается, не самого широкого дивана вполне себе может хватить на троих. Особенно если забить на любое личное пространство и просто прижиматься друг к другу. Чтобы тела стали немного общими. Чтобы общей стала тишина. Чтобы мысли беззвучно, но всё же текли бы в одну сторону.

Уже темнело. На квартиру опускалась ленивая тишина. И вставать не хотелось. Очень скоро и время было узнать невозможно — настенные часы рассеялись без солнечного света. Оставалось только слушать общее дыхание и погружаться, растворяться в нём.

***

Ещё никогда в жизни Танька не была такой осторожной и тихой. Даже когда мама приходила с тяжелого ночного дежурства и всем своим видом, что было ей