Фред Стюарт - Блеск и будни

— Как ты можешь догадываться, он не чудовище, не людоед. Он такой же, как все мы. У него есть и недостатки, и добродетели. К тому же, он очень стар, Адам. Будь с ним помягче. Не исключено, что, может быть, он даже понравится тебе.

Глава вторая

Адам с трудом верил своим ушам, когда леди Рокферн говорила ему, что он станет графом, а теперь просто не мог поверить своим глазам, когда увидел Понтефракт Холл. Он что-то смутно припоминал из рассказов матери об этом огромном строении, в котором она выросла. Но мать умерла от чахотки, когда ему было всего семь лет.

— Этот дом стоит здесь с 1760 года, — сообщила тетка, когда колеса кареты застучали по булыжнику необыкновенно длинной въездной аллеи. — Он был построен первым графом, твоим прадедушкой, который являлся одновременно набобом Калькутты.

— Кем, кем, тетя?

— Набобом Калькутты. Твой прадед, Алгернон де Вер, служил там писарем в Ост-Индской компании. Ты слышал об Ост-Индской компании?

Адам нервно сглотнул. История не являлась его сильным местом.

— Да.

— Алгернон был смышленым и предприимчивым человеком, он продвинулся по службе. В тот период он подружился с Робертом Клайвом. Ты слышал о Клайве из Индии?

Новое глотательное движение.

— Да.

— Ты слышал о Калькутте?

— Это в восточной Индии, верно? На реке?

— Браво! Точнее, в Бенгалии, на реке Хугли. Там ужасный климат. Как бы там ни было, прадед обладал не только хорошей головой для бизнеса и, скажем, приемлемыми морально-нравственными принципами его ведения, но и отличался большой физической силой и смелостью. Ты никогда не слышал о битве при Пласси?

Адам нахмурился. Тетка слишком много набросала вопросов, но ему не хотелось выглядеть совершенным олухом.

— Это не тогда ли, когда мы побили французов в Индии?

— Совершенно правильно. В 1757 году, почти ровно сто лет назад, в Калькутте правил так называемый Наваб Бенгалии, презренный человек по имени Сираж-уд-Даула — у них странные имена, но потом привыкаешь. Годом раньше этот Наваб устроил «черный мешок» Калькутты. Ты когда-нибудь слышал об этом?

— Это когда всех английских заложников загнали в одну комнату и большинство из них погибли?

— Совершенно правильно. Туда втиснули, возможно, сто пятьдесят человек — о точной цифре идут споры. В комнату размером восемнадцать на четырнадцать футов с двумя отверстиями для воздуха. Выдалась самая жаркая ночь в году. На следующее утро, когда открыли дверь, то обнаружили, что от удушья или перегрева погибли все, за исключением двадцати трех человек. Дикий, ошеломляющий случай. Твой прадед вместе с Клайвом организовали в Мадрасе карательную экспедицию против Наваба, выступили походом на Калькутту и захватили ее. Потом они преследовали Сираж-уд-Даулу до местечка, называемого Пласси, где они разгромили войска мерзавцев, так же как и французские войска. Позже Сираж-уд-Даула был убит, что вполне заслужил. Клайв поставил проанглийского генерала из потомков Великих Моголов новым Навабом Бенгалии и тем самым заложил основы нашей империи в Индии. Клайв, Алгернон де Вер и другие руководители Ост-Индской компании получили тогда крупные суммы денег от нового Наваба Мир Джафара в качестве вознаграждения. Твой прадед получил двести восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Огромную сумму по тем временем.

— Это и теперь громадная сумма, — заметил Адам.

— Твой прадед и другие, которых завистливые современники называли «ловкачами», стали известны как набобы Калькутты. Алгернон возвратился в Англию, купил эту землю, построил Понтефракт Холл и купил себе место депутата в Палате общин. Позже, во время несчастной американской революции, он поддержал короля Георга III, который наградил его графским титулом. Алгернон де Вер стал первым графом Понтефрактом. Надеюсь, ты слушаешь меня внимательно? Я рассказываю историю твоего рода.

— Да, тетя. Но это очень… огромно!

— Огромно?! Странная манера характеризовать историю своего рода!

— Я не об этом. Я имею в виду здание Понтефракт Холл!

Адам неотрывно, все с большим возбуждением смотрел на громаду соединенных друг с другом зданий, к которым они подъезжали.

— Говорят, что тут больше сотни комнат, хотя я их никогда не считала. Считать комнаты представляется мне невыразимой вульгарностью. Однако могу сообщить тебе, что обслуга насчитывает пятьдесят человек. Правда, с провозглашением нынешних радикальных идей становится все труднее подыскивать слуг.

Адам просто упивался великолепием дома, который предстал перед их взором, если в данном случае вообще подходило слово «дом». Классический фасад здания протянулся, как казалось Адаму, более чем на шестьсот футов. В центральной части доминировала галерея, напоминавшая своды собора, по бокам симметрично протянулись более низкие флигели, каждый из которых заканчивался квадратной башней с куполом. Центральную галерею с ее шестью колоннами и треугольным фронтоном, украшенным статуей, огибали две широкие лестницы, плавными уступами поднимавшиеся вверх. Огромные, от пола до потолка, застекленные двери также заканчивались классическими фронтонами, а на крыше возвышались каменные вазы и скульптуры, вдоль карниза протянулась каменная балюстрада. Дом располагался в огромном парке. Перед ним журчал фонтан, струя которого взлетала на высоту пятидесяти футов. Вечерний ветерок относил в сторону водяные брызги.

Адам с первого же взгляда полюбил этот архитектурный шедевр.

— Тетя Сидония! — воскликнул он. — Это прекраснее всего, что я мог только представить себе. Лизе это очень понравится. Какое она испытает счастье!

Леди Рокферн фыркнула. «Дочь приходского священника по имени Лиза, — думала она. — Это мы еще посмотрим. Нет, прекрасной женой Адаму станет Сибил Хардвик, и чем быстрее я их сведу друг с другом, тем лучше…» Как и подавляющая часть аристократов, Сидония, когда дело касалось бракосочетания, больше думала о родословной, чем о любви. Если же жених и невеста влюблялись друг в друга, это служило приятным дополнением. Но, как и с лошадьми, главное состояло в выведении породы, а родословная Сибил относилась к лучшим в Англии.

Адам, взиравший на Понтефракт Холл, не думал о выведении породы. Он думал о том, какую радость доставит ему показать этот дом своей любимой.

— Тетя, вам понравится Лиза. Она самая замечательная девушка во всей Англии! — Он взглянул на Сидонию и улыбнулся. — Конечно, присутствующие в счет не идут.

Его тетка ничего не сказала. «Он обладает некоторой природной деликатностью, — подумала она. — Он далеко не безнадежен».