Запрещенные слова. книга 2 - Айя Субботина

откладываю телефон, но как только он касается стеклянной поверхности столика - на экране вспыхивает входящее сообщение.

Шершень: Нет, не сплю. Что там? В твоем сообщении паника или мне показалось?))

Я: Еще какая паника - я начинаю понимать, почему главная героиня не хочет с ним связываться.

Шершень: Разве не хочет? Мне показалось, она просто нарочно его дразнит своей неприступностью.

Я: Когда ты говоришь «мне показалось» это всегда означает - «я в этом чертовски уверен»))

Шершень: Это комплимент моему постоянству, Би?

Я мысленно - а может и не только мысленно - закатываю глаза.

Стараюсь не радоваться слишком очевидно, что поздний вечер пятницы Слава проводит в одиночестве. Точнее - со мной. Это ничего совсем не означает.

Я: Это была просто констатация факта!

Шершень: В тот день, когда ты признаешь какое-то из моих очевидных достоинств, где-то в этом мире точно прольется дождь из головастиков.

Я: Прямо сейчас я готова признать твою безграничную… скромность!

Шершень: И так, я только что услышал иронию, Би? Или мне опять показалось? ))

Я втягиваю губы в рот, потому что начинаю слишком беззастенчиво улыбаться всплывающим на экране буквам его сообщений. Иногда, когда наши переписки плавно (или не очень) перескакивают с «безопасных» тем друг на друга, мне становится немного не по себе. Дурацкое биполярное чувство - с одной стороны хотеть чего-то большего, а с другой - обходить стороной любой мало-мальски личный диалог. Я уже смирилась, что во всем, что касается Славы, у меня случаются сбои в логике и внутренних системах безопасности.

Я: Мне кажется, автор слишком увлеклась описанием его… порочности. Он у нее получился какой-то уж слишком запретным плодом, который все хотят.

Я отправляю сообщение и в тот момент, когда на нем появляется отметка о прочтении (наша переписка буквально проходит в режиме онлайн) до меня доходит, что я как будто специально толкнула разговор на тему, которую хорошие (теперь уже снова почти виртуальные друзья) вряд ли бы стали обсуждать.

Или бэкгрануд нашей дружбы позволяет делать некоторые отступления за рамки? Или, с таким бэкгранудом, рамки, наоборот, должны быть еще строже?

Шершень: А может, в этом и суть? Он не притворяется хорошим. Он просто такой и есть. И берет то, что хочет.

Я сглатываю и на секунду убираю телефон, чтобы отдышаться, выпить чаю и сделать вид, что все в порядке и меня наши разговоры никак не задевают, даже если это разговоры «для взрослых». Или нет?

Я: Вообще-то он раздел ее взглядом. Она стояла перед ним и чувствовала себя голой, хотя на ней было платье. Это самое незаконное нарушение всех личных границ.

Шершень: Самое незаконное, Би, это когда ты хочешь, чтобы тебя взяли, но боишься в этом признаться. Даже самой себе. Ты думаешь, она сопротивлялась, потому что не хотела? Или потому что хотела, чтобы он сломал ее сопротивление?

Мне кажется, он задает вопрос мне.

Хочу ли я, чтобы он сломал мое сопротивление?

Я думала, это уже не актуально, потому что, очевидно, у него уже давно пропал интерес к этому мероприятию сомнительной эффективности.

Я: Сопротивление — это не всегда приглашение к ломке, Слава. Иногда это просто… проверка. Желание понять, насколько далеко он готов зайти.

Шершень: Например, встанет ли у него в самый ответственный момент?))

Я: Боже, пошляк!

Шершень: Согласись, что женщины не любят такие «сюрпризы»))

Я запрокидываю голову на спинку кресла, прикусываю уголок рта, потому что там прячется слишком… странная улыбка. Иллюстрация моих мыслей на тему «Ну да, а еще женщины любят, когда стояка хватает на пару раз», но говорить об этом Дубровскому, конечно, просто за гранью разумного.

Я: Вообще-то, для начала неплохо бы узнать, например, насколько у мужчины крепкая совесть и сильные руки! Член далеко не на первом месте в списке хотелок девочек. Мы не начинаем так очевидно.

Шершень: Это, конечно, ложь, пиздеж и провокация, но я сделаю вид, что верю в твою версию законов Вселенной.

Шершень: И так, Би, как девочки проверяют руки на крепость?

Я: Ну, например, чтобы не отвалились, если придется нести ее на руках, если сломается каблук.

Шершень: Не разочаровывай меня, Би - реально планка такая низкая?

Я: А может ты просто хочешь похвастаться?)))

Я: Что насчет твоих рук, Дубровский? Они - надежные?))

Сообщение улетает прежде, чем я успеваю себя остановить.

Вот черт.

Пальцы дрожат.

Боже, ну зачем я спросила?

Тишина. Секунда, две, десять. Вечность. Я уже готова удалить сообщение, извиниться, сделать вид, что это была глупая шутка. Но потом приходит ответ.

Шершень: Мои руки, Би, уверенно держат руль байка на скорости двести. Умеют собирать из мусора двигатель. Могут нести тяжелые сумки, передвинуть диван и оказывать первую помощь. А еще знают, как держать женщину, чтобы она кричала не от боли, а от удовольствия. По твоей шкале надежности, это на сколько баллов?

Я часто моргаю. Перечитываю сообщение несколько раз.

Дыхание сбивается.

Как он умеет держать - я точно в курсе. Слишком сильно «в курсе». И хоть было это как будто в другой жизни, очень хорошо помню, как ощущаются его пальцы на коже.

Я: Ты всегда такой прямолинейный. Никак в этому не привыкну.

Шершень: А я уже привык, что ты всегда уходишь от ответов. Трусиха))

На часах почти одиннадцать.

Я убираю книгу, откладываю телефон, чтобы не поддаться искушению пожелать ему спокойной ночи. Мы давно этого не делаем. Мы как будто намеренно не оформляем нашу переписку в какие-то временные рамки, не переходит к обязательным ритуалам.

Так безопаснее.

Так мне проще контролировать свои мысли.

А еще я всегда заканчиваю первой, чтобы не нарваться на момент, когда мое позднее сообщение снова останется без ответа.

Глава третья

Май в этом году решил сойти с ума и обрушился на город не по-весеннему щедрым, почти летним теплом, выманивая людей из их бетонных коробок на улицы, в парки, ближе к морю, которое лениво облизывает берег и пятки первых рискнувших открыть купальный сезон задолго до того, как это продиктует календарь.

Мы с Наташей и ее маленькой дочкой, гуляем по новому, только что открывшемуся парку. Он раскинулся на несколько гектаров вдоль побережья, и воздух здесь — густой, пьянящий коктейль из запахов соленого бриза, молодой листвы и сладкой ваты, которую продают в передвижных киосках. Вокруг - детский смех, лай собак, гул голосов, и вся эта какофония звуков почему-то не раздражает, а наоборот - погружает в состояние