Вторая жена. Ты выбрал не нас (СИ) - Барских Оксана

– Как же Амина? – простонала я тихо, не в силах говорить громче.

Меня буквально колотило от осознания того, что я стала заложницей в этом доме и буквально служанкой на побегушках у свекрови. Будь я решительнее, как Оле, дала бы всем им жесткий отпор, не побоялась бы скандала и криков, устроила бы разнос семье и Саиду при гостях. Но я, чувствуя отвращение к себе и своей слабости, опустила взгляд, пряча от мужа свои слезы, и медленно кивнула.

В другой ситуации я бы сумела подобрать ключик к сердцу Саида, ведь раньше мне казалось, что я его знаю, но сейчас даже не стала и пытаться. Не только потому, что считала свои попытки бесполезными. У меня язык не повернулся бы сказать ему хоть что-то приятное.

Он потерял право на мою ласку и любовь час назад, когда растоптал мои чувства, а своим ультиматумом и вовсе смешал мою гордость с грязью.

Но больше всего в тот момент я ненавидела себя. За то, что позволила унижать себя и свою дочь. Вот только что я могла против толпы агрессивно настроенного против меня народа? И некому мне помочь. Ни одного родного лица рядом, кто мог бы заступиться за меня, мое достоинство и мою честь.

Будь здесь кто-то из братьев, всё было бы по-другому, но отец запретил им приходить ко мне, наказывая за то, что посмела пойти против его воли. Ослушалась отцовского запрета, который должен был быть для меня нерушимым, словно каменные своды.

– Ты права, Гюзель, гены играют не последнюю роль, – цокает вдруг едва ли не над ухом громко мать Инжу. – Как говорится, от осинки не родятся апельсинки. Ох и крикливая у твоей невестки дочка. У меня аж уши заложило. Мы такого своим детям и внукам не позволяем. Они у нас все воспитанные.

– И не говори. Думаю отдать девчонку в какой-нибудь коррекционный центр, чтобы ее там научили уму-разуму. А потом и в школу-интернат подальше от дома. Когда родится наш внучек, не хочу, чтобы она представляла для него угрозу.

Свекровь цокает, а я снова с силой сжимаю зубы. Благо, кроме Салимы и Гюзель почти никто не трогает меня и не задевает. Родственницы Инжу как-то притихли, словно им неловко от моего унижения, не знают, куда себя девать от стыда за свою семью, а вот мужчины семьи Каримовых отводят взгляды и делают вид, что меня тут нет. Им самим неудобно, что их жена и мать оскорбляет члена семьи при посторонних, но и как-то пресечь они этот беспредел не решаются.

В этот момент я слышу, как кто-то грузно спускается со второго этажа. Уже по шагам узнаю Саида и беременную, еле как передвигающуюся Инжу. От госпитализации, когда приехала скорая, она отказалась, и что-то мне подсказывает, что ничего у нее не болело. Наверняка она разыграла ту сцену специально, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать жалость. Показать мне, что мое мнение больше здесь никого не волнует.

Пока все смотрят на них, с тревогой посматривая на Инжу, которая охает и делает вид, что ей плохо, я незаметно наливаю в чай Салиме и свекрови остатки чая с чужих чашек. Добавляю кипятка и с усмешкой передаю им их пиалушки. Пусть наслаждаются чаем невестки этого дома.

Глава 4

Сверху царит полная тишина. Ни звука не раздается, пугая меня отсутствием детского галдежа и шума, к которому я привыкла.

Нервно посматривая на потолок, я стараюсь прислушиваться в надежде, что я просто на несколько секунд оглохла от стресса, но разговоры за столом слышны мне прекрасно.

– А она у тебя здоровая, Гюзель? На Айшу похожа, соседову дочку, такая же блаженная, сама с собой целыми днями разговаривает и по двору шатается, – цокает снова мать Инжу, но в этот раз ее оскорбления слышит Саид, который в отличие от других мужчин молчит и не вступает с ними в праздные разговоры о том, какое торжество закатить и кого позвать.

– Следите за языком, вы говорите о моей жене, – цедит Саид сквозь зубы, и за столом воцаряется молчание.

– Сынок, ты чего грубишь нашим… – пытается сгладить ситуацию свекровь и улыбается, отчего ее золотые коронки на восьмерках сверкают на свету ламп.

– Дилара – моя законная жена. Первая жена, к которой вы должны относиться с уважением.

Голос Саида звучит устрашающе и холодно, отчего даже у меня по телу расползаются мурашки. Он прищуривается, оглядывая всех за столом, словно проверяет, кто готов сказать ему хоть слово против.

Наши взгляды встречаются, и на секунду мне кажется, что передо мной снова сидит мой Саид.

Тот самый, что варил мне суп, когда я болела и не могла встать с кровати.

Тот самый, что подрывался во время моей беременности по первому зову и летел в ближайший супермаркет.

Тот самый, что дарил мне часто незначительные подарки, приятные моему сердцу, просто потому, что они напомнили ему обо мне.

Он никогда не заставлял меня подавать ему завтрак прямо в постель, как это делает его брат Булат, любимейший мамин сынок. Наша семья, несмотря на то, что мы оба из довольно патриархальных кланов, всегда старалась быть современной и развивающейся.

Мы не делили обязанности на женские и домашние. Конечно, в силу того, что я находилась в декрете, а Саид работал, всё по дому сейчас делала я, но он никогда не брезговал помочь мне, если я что-то не успевала. Мог и пропылесосить, и приготовить легкий ужин. Не попрекал меня куском хлеба и не утверждал, что место женщины на кухне, как и подобает испокон веков.

Но секунда проходит, наваждение испаряется, и передо мной снова сидит зверь, готовый растерзать меня.

Мои руки трясутся, когда я наливаю чай в очередную пиалу, а затем расплескиваю чай по столу и себе на колени, услышав сверху грохот и плач. Сначала мне в панике кажется, что это обижают мою девочку, которую я не сумела защитить, а затем до меня доходит, что это ревет кто-то из мальчишек Асии. Слышится даже ругань между пацанами, в то время как Амины совсем не слышно.

– Мне нужно проверить, как там дочка, – сипло произношу я с непривычки, так как давно молчу, и в горле пересохло. Еще не хватало тут со всеми чаи распивать, когда мое материнское сердце кровоточит ходит ходуном не на своем месте.

– Сиди! – резко выплевывает Гюзель Фатиховна и стреляет глазами на Олю, которая сидит в стороне, чтобы быть у меня на подхвате. Приносит второй вскипевший чайник, меняя его на мой остывший, подкладывает сладости в тарелки, играет роль “принеси-подай”.

Она не ропщет, уже привыкнув к таким порядкам в доме свекрови, но судя по ее жесткому взгляду и напряженной спине ее мужа Ахмета, дома его ждет выволочка и выторгованное обещание еще долго не приходить в дом к его родителям.

– Ольга, сходи и приведи девчонку, пусть тоже присоединяется, – говорит свекровь и кивает наверх, после чего Оля подрывается и прищуривается, глядя на женщину с подозрением.

Я же воодушевилась, что мне не придется прорываться на второй этаж, чтобы вызволить ее. С первого этажа до выхода рукой подать, так что мы просто сбежим и больше сюда не вернемся.

Во рту появляется горечь, когда я думаю о том, что дома у нас с ней больше нет.

Я не смогу жить в том доме, где мы живем с Саидом, зная, что теперь у него вторая жена. В отличие от него, я не обольщалась насчет нее и знала, какой хитрой змеей она была с самого детства. Всегда строила из себя невинную овечку, в то время как сама строила козни и не раз подставляла меня.

Не счесть, сколько слез я пролила из-за нее в подушку, а теперь она взялась за меня по-крупному.

Украла у меня мужа и…

Я опускаю глаза на ее живот, который прекрасно виден, когда она сидит и бесстыдно облокачивается о Саида.

… и сына, о котором я так мечтала…

– Садись около Инжу, Амина, – слышу я вдруг ласковый голос свекрови и цепенею, удивленная, как быстро она меняет тактику поведения. Либо она нездорова, либо и правда хорошо играет разные роли.

Я перевожу взгляд на Амину, которую за руку ведет Оля, и уже хочу подорваться, как вдруг у меня отказывают ноги. Затекли, вызывая неприятные ощущения, и я вынужденно замираю, привыкая к новому положению тела.