Неподходящая (СИ) - Резник Юлия

Внутри что-то обрывается. Карточка чуть не выскальзывает из моей вспотевшей ладони. Прикладываю пропуск к считывателю в третий раз. Ничего. У меня сжимается живот. Руки начинают мелко дрожать. Бросаю заискивающий извиняющийся взгляд на охранника, а тот, как назло, сосредоточенно смотрит в другую сторону. Пробую еще. Пропуск — мёртвый. У меня начинается самая настоящая паника. Зрачки расширяются. Во рту становится сухо. Живот стягивает ремнем стыда. Я знаю, что здесь никого нет, но не могу избавиться от ощущения, что на меня смотрят.

Все. Достаточно. Нужно просто уйти. Потому что зачем снова и снова подвергать себя унижению?

– Вы прикладываете не туда, – раздаётся знакомый голос у меня за спиной. Адам Байсаров говорит, как всегда, спокойно. В его голосе нет насмешки или иронии. В нем вообще нет никаких эмоций. Я медленно оборачиваюсь. Он всё тот же. Высокий. Собранный. От него все так же потрясающе пахнет чистой разогретой на солнце кожей, дорогой костюмной тканью, накрахмаленной рубашкой и дующим с моря ветром.

Пока я конкретно так торможу, он вынимает пропуск из моих онемевших пальцев и прикладывает его к считывателю. Щелчок. Зелёный свет. Проходите.

– Удачного первого рабочего дня, Лейла Хасановна, – говорит он, проходя мимо.

– Спасибо, – бормочу, будто проглотив собственный язык.

Он не оборачивается. А я не двигаюсь. Потому что сердце всё ещё бьётся где-то в горле. Потому что в голове звенит: «Господи, как же это было унизительно». И как же он меня спас.

Стою, как дура, глазами хлопаю.

– Лифт тут.

– Д-да, конечно.

Семеню, пока он услужливо придерживает для меня двери. Неловкость сгущается в воздухе. Кабина хоть и просторная, но исходящий от Адама аромат заполняет ее всю очень быстро. Будто невзначай веду носом у своего плеча. Я вспотела, и хоть это нереально – завоняться так быстро, не беспокоиться об этом не получается.

– С кем вы оставили дочь? – бросает Адам, будто вскользь.

– Ками ходит в садик.

– А когда она болеет?

– Такого практически не случается. У нее хороший иммунитет.

Наконец, лифт останавливается. Байсаров отступает на шаг, галантно пропуская меня вперед. Понятия не имею, почему, но его манеры заставляют меня сцепить зубы. Он будто издевается. Или мне это только кажется, потому что я больше не считаю себя достойной? Если так, то мои дела совсем плохи.

– Вам в договорной. Геннадий Иванович уже предупрежден. Постарайтесь ему понравиться. Потому что последнее решение касательно вашего приема на работу будет за ним – вашим непосредственным шефом.

– Оу… Я думала – это вы, – выпаливаю, прежде чем успеваю как следует обдумать, а стоит ли это озвучивать.

– Начальник договорного отдела – должность слишком мелкая для папенькиного сынка.

Я вспыхиваю. Щеки до ушей заливает густым румянцем. Перед глазами мельтешат мошки, и, может быть, мне только чудится ирония в его словах – понять сложно. Выглядит Адам, как и до этого – абсолютно непрошибаемым.

– А какую должность занимаете вы?

– Я – начальник юридического отдела.

– То есть вы шеф моего шефа?

– Все так. Всего доброго.

Сердце колотится. То ли от этой встречи. То ли от предстоящего знакомства с коллегами. Толкаю нужную мне дверь. Кабинет как кабинет. Я начинаю привыкать к хорошему. Относительно пустым выглядит лишь один стол – у стены, по левую сторону от двери. Еще одна дверь в тупике ведет в смежный кабинет, из которого с пестрой поливалкой выходит девушка.

– Привет. Я могу чем-то помочь?

– Привет. Кажется, да. Я здесь работаю.

– О! Лейла, правильно? Испытательный срок?

– Ага.

– Располагайся. Я – Вася. Василиса то есть. Но меня все Васей зовут.

Вася – высокая, костлявая, с синими ногтями и кудрями, которые живут своей жизнью. Она выглядит одновременно и странно, и уверенно. Последнему я обещаю у нее поучиться.

– Вот здесь можешь пока расположиться, – показывает на уже запримеченный мной стол у стены. – Компьютер подсоединён, почту подключат к обеду, к общим папкам доступ дадут. Но это всё потом – ты еще не прошла эсбэшные проверки. А сейчас – срочно в бой.

– Вот так сразу? – изумляюсь я.

– А ты думала, тебя тут держат для красоты?

Я смеюсь. Нервно. Вася улыбается, кивает на стул:

– Геннадий Иванович будет минут через десять, но я тебе подкину задачку, чтобы не скучала. У нас сорвался один договор на аренду складского модуля. Контрагент в претензии. Пишет, что ему не дали доступ в срок, хотя по факту ключи передали в тот же день. Просто их водитель приехал с опозданием, а мы его ждать не обязаны. Нужно ответить так, чтобы претензия отвалилась. Но без грубостей.

– А что у нас по условиям договора?

– Есть пункт, что аренда начинается с момента передачи ключей. Там всё чисто. Но клиент хитрый. Находит, за что зацепиться – мол, никто не предупредил, что склад без пандуса, а у них – ручная разгрузка.

Я киваю. Руки холодные. В голове шум. Папка с договором тяжело приземляется на стол. Вася садится рядом, показывает пальцем:

– Вот, начни отсюда. Будь внимательна, но не затягивай. Гена не любит медлительных.

Она исчезает. Я остаюсь наедине с текстом. Буквы скачут. Руки дрожат. Но я сжимаю зубы. Чёрт побери, в этой задаче нет ничего сложного. Я обязательно справлюсь.

Глава 4

Адам

– Мне кажется, или за неделю ты стал еще больше? – посмеивается отец, обнимая и от души похлопывая меня по спине.

– Может быть. Я на наборе массы.

– Курсишь? – сощуривается родитель. Узнаю этот взгляд. Он как сканер. От него ничего не укроется. В детстве мы с братьями были уверены, что отец знал даже о том, когда и сколько раз мы подрочили.

– Да не. Сто раз уже говорил.

Отец – фанат качалки, но жесткий противник любой химозы. Впрочем, в этом мы с ним похожи. И такая генетика, если честно, не может не радовать. В свои сорок пять мой старик выглядит просто, блядь, потрясающе. Узкие бёдра, широкие плечи, пресса восемь кубов – у меня, кстати, шесть, но он гораздо суше. Неудивительно, что в свое время батя перетрахал полгорода. Черт. Мысли об отцовских изменах неизбежно наводят на мысли и о его невесте.

Умом я понимаю, что в той ситуации вины Лейлы нет. Во-первых, потому что с матерью отец развелся раньше, чем начались их так называемые отношения. А во-вторых, потому что Лейлу тоже вряд ли кто спрашивал, сосватав за мужика, годящегося ей в отцы. Непонятно только, какого черта я так напрягся, когда увидел ее сегодня. Что меня насторожило? То, что она так внезапно возникла у нас на радарах? Вполне вероятно. Пусть даже времена, когда Лейла Саттарова могла выбирать себе мужа, остались в далеком прошлом. Если верить сплетням, неизбежно доходящим до каждого, кто хоть сколь-нибудь интересуется жизнью нашей диаспоры, у этой женщины в принципе нет шансов найти себе мужа. Но означает ли это, что за неимением других вариантов она решила подобраться к моему старику? Не уверен. Впрочем, не исключая такой возможности, решаю следовать правилу – держи друзей близко, а врагов еще ближе.

В памяти свежи воспоминания о том, как однажды отец привел ее в дом. Прямо на глазах у матери, которая только-только начала оправляться после инсульта. Теперь у них все хорошо. В смысле, у отца с матерью. Старик остепенился и, кажется, наконец, понял, как ему повезло с женой. Сейчас он так на нее смотрит, что окружающие отводят глаза от неловкости. Мы с братьями, кстати, тоже. Но Лейла-то не в курсе, что у родителей – второй медовый месяц. И вполне может рассчитывать на то, что отец обратит на нее внимание, сделав своей любовницей.

Или я чего-то не догоняю? Как знать? С тех пор, как я понял, кто передо мной – ничего хорошего в голову тупо не лезет. Так что да… Лучше держать ее в поле зрения. Береженого бог бережет. Хорошая пословица, хоть и не наша.

– Адам!

Неожиданно в кабинет врывается моя маленькая сестра, и разговор с отцом прерывается сам собой.