Уроки вежливости для косолапых - Виктория Победа

смотрю на часы, понимая, что Буров сегодня не вернется.

Отмеренные полтора часа давно прошли.

Может случилось что? Вспоминаю о недавнем пожаре, но тут же отгоняю дурные мысли.

Еще немного посидев в комнате, встаю и с чувством острой досады иду в душ.

Вода всегда помогает. Теплые струи приводят меня в чувства и мне снова удается взять себя в руки. В конце концов, ничего непоправимого не произошло.

Из ванной выхожу, завернувшись в теплый махровый халат. Сразу направляюсь на кухню, включаю чайник и вновь смотрю на часы, уже почти смирившись, когда внезапно раздается звонок в дверь.

— Полтора часа давно прошли, — замечаю, открыв дверь.

— Не уложился, — произносит виновато, переступая порог моей прихожей. — Пустишь?

— Ты уже вошел.

— Марин, — подается вперед и уже привычно, по-медвежьи, притягивает меня к себе, — я же обещал, что приеду.

— Ты опять не позвонил, — говорю, чувствуя легкий укол обиды.

— Мариш, ты сейчас просто не поверишь.

— Во что?

— Мне телефон вырубили, забыл пополнить счет, я в пробке стоял, прости, — последнее шепчет мне на ухо.

— Тебе не кажется, что у тебя слишком часто возникают проблемы со связью? — не знаю, зачем язвлю, от обиды, наверное, и в то же время прижимаюсь к нему, носом утыкаюсь в шею и вдыхаю исходящий от него аромат.

— Марин, — хрипло, — лучше сейчас меня тормозни, потому что потом я не остановлюсь, — отстранившись, говорит надрывно.

Я не сразу понимаю, к чему он, и лишь проследив за его взглядом, наконец осознаю, что пояс халата развязался и полы благополучно расползлись в стороны.

Глава 40. Капитуляция

“…потому что потом я не остановлюсь” — последняя фраза эхом отдается где-то на задворках сознания.

Я не двигаюсь с места, просто замираю, смотрю на Бурова, вижу, как стремительно темнеет его взгляд, как тяжело вздымается широкая грудная клетка.

Он сейчас как никогда напоминает большого дикого оголодавшего медведя, а я — его до вожделенную добычу.

Окутанная какой-то необъяснимой магией притяжения, я продолжаю молча наблюдать за тем, как в несколько нетерпеливых движений он избавляется от куртки и обуви, как на ходу снимает свой свитер и бросает его куда-то на пол здесь в прихожей и прежде, чем я вообще хоть как-то успеваю отреагировать, подхватывает меня на руки.

Поздно. Поздно останавливать.

Я только обвиваю руками его шею и прижимаюсь к голому торсу, чувствуя исходящий от него палящий жар и понимая, что не хочу я его останавливать. Сейчас я вообще ничего не хочу, ничего, кроме удовлетворения диких первобытных потребностей.

Наверно, сейчас я даже готова сама просить его не останавливаться и о том, что это значит и к чему в итоге приведет я совсем не хочу задумываться.

Не сейчас…

Он вернулся, это все, что имеет значение в данный момент.

Я сама тянусь к его губам, сама целую, вынуждая его на секунду остановиться.

Лишь на мгновение, потому что уже в следующий момент я ощущаю под собой мягкую поверхность своего матраца.

Лежа на кровати я совершенно бесстыдно позволяю себя рассматривать. Полы халата окончательно расходятся в стороны, практически ничего не скрывая. Лишь легкая, едва заметная тень смущения мелькает где-то в подсознании и вскоре гаснет на фоне проникающего под кожу жадного взгляда. Я практически ощущая на себе его невыносимое, почти болезненное жжение.

Все прежние сомнения растворяются в желании получить то, что сейчас так необходимо и я в понимаю, что начинаю злиться, потому что Буров не спешит, будто нарочно издеваясь, медлит.

И улыбка его ироничная и в то же время обольстительная, буквально кричит о том, что он смакует момент.

Однако, возможности возмутиться мне никто не оставляет. Я не сразу понимаю, что он задумал, а когда наконец осознаю, наблюдая за тем, как Миша опускается на колени, резко дергаюсь, словно от неожиданного, но значительного удара током.

Инстинктивно пытаюсь сдвинуть бедра, когда одним резким движением Буров пододвигает меня к краю кровати.

С губ срывается тихое “ох” и я невольно хватаюсь за плотное покрывало, сжимаю его пальцами, когда, глядя на меня с порочной, гипнотизирующей улыбкой на губах, Миша подается вперед и, все так же не отрывая взгляда, проводит кончиком носа у меня между ног.

— Не надо… — бормочу растерянно и в то же время замираю, не двигаясь.

Он только усмехается в ответ, цепляя пальцами кромку моих трусиков, тихо приказывает:

— Приподнимись.

И я не знаю, какими гипнотическими способностями обладает этот мужчина и почему он действует на меня таким вот странным образом, порабощая волю голосом и парой касаний, но даже несмотря на поглощающий меня стыд, я, подобно зачарованной, делаю то, о чем он меня просит.

Тяжело дыша, слыша грохот мечущегося в грудной клетке сердца, я молча наблюдаю за тем, как он снимает с меня тонкую преграду в виде белья и отбрасывает в сторону.

Все это слишком пошло, слишком откровенно и в то же время — горячо. Настолько обжигающе горячо, что я, будто в трансе слежу за действиями Бурова.

Одним легким прикосновением пальцев он вырывает из моей груди жалобный стон и я тут же прикусываю губу, чувствуя, как разливается краска по лицу.

А он смотрит своим пожирающим взглядом, и на губах его играет все та же порочная улыбка.

— Миш… — последняя и, пожалуй, единственная попытка его остановить.

В ответ Буров только усмехается, шире разводит мои бедра и делает то, чего со мной никто и никогда не делал.

Никто и никогда!

Вадим был не против оральных ласк, но только в одностороннем порядке, а единственная попытка, на которую я решилась, ведомая его настойчивостью, отбила даже малейшее желание повторить когда-либо этот унизительный процесс.

Господи, и зачем я только вспомнила о бывшем муже. В такой момент, серьезно?

— Расслабься, Мариш, — сквозь туман самобичевания пробивается хриплый голос Миши.

Видимо, мое напряжение не осталось незамеченным.

— Расслабься, — повторяет и я подчиняюсь.

Не умею я ему сопротивляться, с той первой, безумной ночи по сей день. Тело, будто чужое откликается на ласку.

Прикусив нижнюю губу, едва ли не до крови, я сначала сдерживаю рвущиеся наружу стоны, но вскоре сдаюсь и, окончаетельно капитулировав, откидываюсь на матрац и ртдаюсь ощущениям.

— Умничка, — слышу его голос, сквозь затуманенное сознание.

Не бывает, ведь просто не бывает так хорошо.

Я больше не пытаюсь глушить стоны, они эхом ударяются о стену.

Понимаю, насколько это, должно быть, бесстыдно выглядит со стороны, но, черт возьми, как же нереально хорошо чувствовать движения скользящего между складочками языка.

Лишь на секунду осмелев, я чуть приподнимаюсь, локтями