Внутри - Катрин Корр

— Его не существует.

Я сейчас рад? Сам не пойму. Нет, я определенно рад, ведь мои подозрения нелепы и безосновательны так же, как и предположение Архипа. Только вопросы почему-то не уменьшаются.

— Ты злишься на меня?

— По поводу чего?

— Я обманула твоего лучшего друга, обманула родителей. А ещё обманула тебя. Я не хотела этого, просто… Просто схватилась за соломинку и понадеялась, что она меня выдержит.

— Я ни в коем случае не злюсь на тебя. Это в принципе невозможно, Адель.

— Хочешь сказать, что ты такой хмурый, потому что просто не выспался?

Потому что воображение резвится. Потому что мне не нравится осознавать, что мой друг настолько упрям и глуп, что не способен понять, признать и смириться с очевидным: он не нравится Адель. И, черт возьми, ей приходится «хвататься за соломинку», чтобы избавить себя от его настойчивого внимания!

— Я думал, что твою машину разбил твой же парень, которого ты отвергла. А потом он выследил Богдана и напал на него, потому что узнал о его ухаживаниях. Но даже то, что теперь эта теория неверна, я не перестаю думать, что у нападений на твою машину и на Богдана есть какая-то связь.

— Этого не может быть, — качает Адель головой.

— Это имеет место быть, пока не доказано обратное. У тебя есть недоброжелатели?

— Что? — усмехается она. — Разумеется, нет! Я неконфликтный человек.

— Может, кто-то из подруг тебе завидует, например?

— У меня достаточно узкий круг общения. И это я могу завидовать моим подругам, а не они мне. Они намного более успешны и интересны, чем я.

— М-м, — качаю головой, изображая сомнение, — черта с два.

Адель смеется.

— Должен сказать, — поднимаюсь на локтях и склоняюсь над Адель, — я сейчас очень счастлив, что твоего прекрасного лица коснулась не мужская рука, потому что её бы я, не задумываясь, сломал. Утоли мое любопытство и просто скажи, что это было?

— Дверь, — произносит Адель и облизывает губы.

— Дверь?

— Ага. Она была открыта, а я, мчась по коридору и пребывая в своих мыслях, этого не заметила.

— Ну даешь!

— Не будем больше об этом. — Она снова облизывает губы. — И вообще, нам не помешает немного поспать.

— Когда ты так делаешь, я вообще ни о чем другом думать не могу. Только о тебе.

— Тогда я буду делать это очень часто, — шепчет она и опять облизывается, — потому что мне нравится, что я есть в твоих мыслях.

Она сводит меня с ума! Я вновь желаю её, отбрасываю одеяло в сторону и беззастенчиво располагаюсь между ног. Адель извивается, когда мой член касается её влажного лона, из её пылких губ вырывается легкий и манящий вздох.

— Я буду осторожен, — обещаю, целую её шею и медленно погружаюсь в нее до самого упора.

Втянув ртом воздух, Адель распахивает взгляд, полный желания и порочной страсти.

— Я никогда не ощущала ничего прекраснее этого.

Мне хочется сжать её, полностью накрыть собой, спрятать ото всех!

— Где же ты был раньше? — произносит Адель возбуждающим, чувственным и горячим, как пар, шепотом.

— Я искал тебя, — отвечаю, двигая бедрами в медленном мучении. — И наконец нашел.

16

Поливаю орхидею, ставшую одним из самых ярких растений на подоконнике в моем кабинете. Мне подарили её родители пятилетнего Вани, чьим тьютором я была на протяжении трех лет. Каждый раз, когда поливаю цветок, вспоминаю, как нелегко поначалу было с этим голубоглазым мальчишкой: он не выносил прикосновений, не любил совместные игры и общался с окружающими на собственном языке, сочетавшем в себе продолжительное мычание, писк и короткий звук «Ы». Но и это было редкостью, поскольку люди пугали его и явно не вызывали желания с ними контактировать. Теперь у него новый тьютор, и он учится в нашей школе, а когда мы случайно встречаемся в коридоре во время перерыва, он улыбается мне и от радости так сильно машет рукой, что кажется, будто она вот-вот отвалится.

Но сейчас, поливая красивый и нежный цветок, я думаю совсем не о нем. Мои воздушные мысли летают в облаках, не желая спускаться в этот грешный и суровый мир, где существует совесть, чувство ответственности и последствия от всякой — маленькой, большой, безобидной и опасной — лжи.

То, что на протяжении недели происходит между нами с Аверьяном, имеет две стороны: как черное и белое, сладкое и горькое, радостное и прискорбное. С одной стороны, мы с ним — типичная и самая обыкновенная пара взрослых людей. Мы не воспротивились собственным чувствам и желаниям, мы охотно отдались им и друг другу. Особенно я. Мне до сих пор не верится, что моим первым мужчиной стал тот, о ком я столько лет боялась даже думать. Но, как говорит моя несравненная подруга, ошибаться порой действительно очень приятно. Настолько, что стоит просто подумать о нем, как у меня волоски на теле становятся дыбом от предвкушения нашей скорой встречи. От предвкушения его прикосновений, похожих на теплый и сладкий мед, стекающий по губам. Мое сердце рядом с ним то грохочет, то не бьется вовсе, потому что быть в его объятиях, в его власти и любви, значит чувствовать себя максимально спокойно и уверенно, словно мой завтрашний день, как и все последующие, отдан ему, и только он знает, какими они для меня станут!

Черт. Это всё очень быстро. Слишком быстро, чтобы испытывать подобные чувства. И тут проявляется другая сторона, где есть родители, считающие нас братом и сестрой, где есть друзья с теми же соображениями, а один из них во всеуслышание говорит о своей заинтересованности во мне. Правда, последнюю неделю он всё же помалкивает, чему я не могу не порадоваться. Лицо Аверьяна заметно заостряется, стоит нам только упомянуть о Богдане в рамках конкретно этой темы. Чувство вины махом дает о себе знать, ведь я не испытываю облегчения и удовлетворения от того, что из-за меня он вынужден относиться к лучшему другу не так тепло и радушно, как раньше.

Тряхнув головой, ставлю лейку в нишу под подоконником и поднимаю взгляд на часы.

16:50.

Бросаю в сумочку телефон, выключаю свет и быстрым шагом направляюсь к выходу.

— Ох, Адель, ты уже всё? — спрашивает Ксюша, выскочив из-за стойки администратора.

— На сегодня у меня ничего больше нет, так что я поеду.

— Как прошли консультации?

— Чудесно! Если за лето наберется ещё человек пять, то можно открывать вторую группу.

— Это же замечательно!

— Да, я тоже очень рада. Сарафанное радио —