Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна

Впрочем, это не значит, что он не спит с кем-то ещё, с какой-нибудь другой ассистенткой, не со своей личной, а у коллеги одалживает. Почему нет-то? Ему ведь ничего не мешает так делать. Жены и детей под боком не имеется, твори, что хочешь.

Почему она об этом вообще думает? Ирине должно быть всё равно, безразлично, где находится Виктор, с кем он спит, и не только спит. И в принципе… да, наверное, если говорить в целом — сейчас это ей почти безразлично. Но в частности… где-то на дне подсознания что-то скреблось: маленькое и неуютное. Будто бы ты лежишь в очень красивом и тихом доме, пытаешься уснуть и каждый раз, закрывая глаза, слышишь, как где-то под полом негромко копошится мышь…

75

Ирина

Виктор заехал за Ириной около пяти часов вечера. Бывший муж показался ей каким-то довольным — будто случилось что-то хорошее. Но на осторожный вопрос не ответил, отмахнулся и сказал, что всё по-прежнему. И начал рассказывать про то, как дела в его клинике, да так забавно, что через несколько минут Ирина забыла о собственных тревогах и всю дорогу к Дому детского творчества хихикала и фыркала в кулак.

Да, чего у Вити всегда было не отнять — так это умения рассказывать. Именно устно, в письменной форме у него ничего толкового не получалось. В отличие от Ирины. У неё как раз всё было наоборот. В жизни молчунья, а на бумаге тот ещё оратор. Всегда могла найти нужные слова, описать любую ситуацию, объяснить позицию любого героя — даже если сама была с ней не согласна. Точнее, почти всегда.

С последней историей вот что-то не клеилось…

Ирина покосилась на Виктора и поджала губы. Да, бывший муж точно мог бы помочь ей разобраться во всём, о чём она хотела написать. Но Ирине хотелось сделать это самой. Так, как она привыкла. Не спрашивая ни у кого — тем более у Вити, — как, зачем и почему. Была бы ещё тема другая… Но на эту тему точно не следовало заводить разговоры.

— А ты всегда писала книги? — поинтересовался вдруг Виктор, когда они уже почти подъехали к цели. — Или… после развода начала? Я помню, что ты фантазировала, были какие-то идеи, но не помню, чтобы эти идеи превращались в целые истории. Как сейчас.

— А они и не превращались, — усмехнулась Ирина, вспомнив, как пришла к писательству. — Времени не хватало. Хотя… нет, вру. Время можно было найти, особенно когда близнецы уже подросли. Мне не хватало смелости и желания учиться. Понимаешь, книга — это большой труд. Большой и долгий. И для того, чтобы научиться писать так, как тебе хочется и чтобы самому нравилось, нужно написать не одну историю и пройти длинный путь. Путь поисков, раздражения на собственный текст, отчаяния перед тем, что в голове было одно, а в итоге выходит другое… Это похоже на любую другую профессию, Витя, — когда прежде, чем у тебя хоть что-то получается, ты долго учишься и шлифуешь мастерство. Вот и я, пока была замужем за тобой, периодически пыталась писать разные истории, но ничего толком не выходило — они рассыпались, как аппликация без клея. По отдельности сцены были неплохие, герои интересные, идеи оригинальные — не во всём, но хотя бы в чём-то, — однако в целом получалась какая-то солянка. Я раздражалась и забрасывала. Тебе даже не говорила — зачем тебе моё баловство? Так я тогда думала.

— В то время я действительно не оценил бы подобную откровенность, — кивнул Виктор, и Ирина замерла. Удивительно, ей по идее должно быть сейчас неприятно… Но нет — всё было наоборот. И она ощущала благодарность за то, что бывший муж не врёт. Не пытается казаться лучше. Не оправдывается и говорит, как есть. — Ты же помнишь, как пренебрежительно я всегда относился к твоим попыткам выйти на работу. Мне казалось, что это… как-то мелко, что ли. Я не осознавал до конца, что это нужно тебе не для денег или престижа. Вроде бы понимал, что ты хочешь переключиться, и в то же время раздражался, что ты растрачиваешь себя на подобную ерунду. Зачем, если деньги у нас есть? И если бы ты мне рассказала про свои попытки написать книгу, я бы только отмахнулся. Посчитал бы это ерундой.

— А сейчас не считаешь? — фыркнула Ирина. Она чувствовала себя в эту секунду так, будто, погуляв какое-то время по холоду, получила в ладони кружку горячего и ароматного кофе. Кофе, который она вот уже двенадцать лет как совсем не пила.

— Учитывая тот факт, что я сам стал много читать, в том числе любовные романы? — улыбнулся Виктор. Мягко так, с лукавством. Словно где-то в глубине души смеялся над собой. — Нет, разумеется. Кроме того, Ириш… То, что волнует твоего близкого человека, просто не может быть ерундой. Неважно, что это — сюжеты ненаписанных книг, коллекционирование фарфоровых бегемотиков или чемпионат мира по футболу. Нельзя относиться к тому, что дорого родному человеку, как к ерунде.

Бывший муж говорил спокойно и размеренно, и чувствовалось, что он действительно много думал обо всём этом. И не красовался сейчас — просто высказывал собственное мнение. Выстраданное. И осознанное на горьком опыте их разрушенной семьи.

— Приехали, — нарочито бодрым голосом произнёс Виктор, останавливая машину, — прежде чем Ирина успела спросить, отчего он всё-таки не женился вторично. Она хотела, на самом деле хотела услышать его ответ… — Вылезаем. Наташа и остальное её семейство уже внутри.

Ирина кивнула и расстегнула ремень. И пока она возилась, Виктор успел выпрыгнуть из машины, подойти с другой стороны и, открыв дверь, помочь Ирине с ремнём, а затем, аккуратно подхватив её ладонями под бёдра, вытащить наружу и поставить на расчищенную пешеходную дорожку.

— Чтобы сапоги не испортить, — объяснил Виктор, тут же отстраняясь. Но в глаза заглянул — пытливо и смущающе. — Подумал, вдруг тут соль. А ты в замше.

Объяснение было абсолютно нелепое, но Ирина не стала его комментировать.

Потому что это всё было приятно. Просто приятно. И тепло — даже без всяких задних мыслей о том, что будет дальше и зачем это нужно им обоим.

Не задавать вопросы самой себе… иногда это всё-таки бывает полезно.

76

Виктор

Горбовский знал, что этот вечер будет испытанием для его отнюдь не стальных нервов, и понимал, что испытанием сильнейшим. Потому что нужно было держать лицо и не показывать Ире собственную дикую ревность. Улыбаться, вести спокойные и сдержанные беседы — несмотря на то, что хотелось немедленно взвыть и утащить бывшую жену подальше от этого места и другого мужчины.

Наташа бросала на Виктора лукавые взгляды — конечно, понимала, как его колбасит. Ира… разговаривала со всеми одинаково любезно, и было не похоже, что Александр ей как-то по-особенному понравился. Зато Наташин брат на бывшую жену Виктора клюнул, и ещё как. Смотрел на неё с видимым удовольствием, слушал с интересом и даже откровенно заглядывался, когда Ира искренне смеялась над чем-то во время представления. Она действительно выглядела очаровательно, при этом не нарочито, а естественно — будто ей не стоило никаких усилий быть вот такой. А между тем Виктор отлично понимал, что с её проблемами со здоровьем хорошо выглядеть — почти искусство. И гордился Ирой. И ревновал безумно.

— Не жалеете, Виктор Андреевич? — с ехидством поинтересовалась Наташа в антракте, когда и Александр, и Ира отлучились в туалет. — Я бы на вашем месте уже саму себя сгрызла.

— Не жалею, — Горбовский качнул головой. — Неприятно, да. Но не жалею. Я ведь говорил тебе — не хочет она со мной быть. И что же мне теперь, раз она не хочет, других мужиков отгонять?

— Не обязательно отгонять, но хотя бы свахой не подрабатывать.

— Да брось, Наташ, — хмыкнул Виктор. — Что мы с тобой такого сделали? Просто познакомили их. Остальное пусть сами. Я Ире даже говорить ничего не буду, она и без меня разберётся.

— А если ваша бывшая жена действительно начнёт с Сашей встречаться — неужели вы за неё порадуетесь? — усомнилась Наташа, и Горбовский криво усмехнулся.