Эрин Маккарти - Мужской взгляд

Он открыл было рот, чтобы вежливо опровергнуть это, ко тут его рот скривился в улыбке. Он пытался не расхохотаться.

Ладно, может, она и неуклюжая, но разве он не видит, что в ее неловкости виноват он, – ну как можно быть таким красивым? Но ведь на ее профессиональных медицинских качествах в целом это никак не отражается. Кроме того, вот уже несколько дней она ничего не роняет. Может, даже целую неделю. Обозленная, что он мог смеяться, в то время как она провела целую неделю в страданиях, она скрестила руки на груди.

– Я могу быть нескладной. Это правда. Но разве это проявляется там, где важно, – в операционной?

Он бросил на ее грудь взгляд, не слишком отвечавший больничному антуражу. Впрочем, такие соображения его никогда не останавливали.

– Да и в спальне ты не слишком неуклюжа.

Нет, в этот раз она не поддастся чарам его чувственного голоса. Он должен быть чертовски самоуверен, если пытается шутить на эту тему, после того как выставил ее за дверь. Хотя какая-то часть ее еще трепетала при мысли, что он все равно хочет ее.

Джози вновь повернулась к нему:

– За единственным исключением – когда я свалила велосипед себе на макушку.

– Но это же случилось в холле, а не в спальне. И кроме того, у тебя были на то причины. – Он улыбнулся. Белозубой, самоуверенной улыбкой, которой Джози не доверяла, ибо она наводила на воспоминания о совместно пережитых моментах, полных отчаянного вожделения. – У тебя же лодыжки запутались в шортах.

Они стояли в холле, люди обходили их справа и слева, а он говорил всякие непристойности, хотя неделю назад спустил на нее всех собак. Лихо.

Его идея вернуться к отношениям на уровне просто сотрудников и товарищей по работе пришлась ей не слишком по вкусу. Она не имела ни малейшего желания заниматься непристойными постельными играми с доктором Уильямсом, как, впрочем, уже и с Хьюстоном.

Конечно же, с доктором Уильямсом у нее ничего подобного не было. А вот с Хьюстоном – увы, не важно, будь то в спальне или в другом месте.

– Мне надо осмотреть больного. Извини.

Джози прошла мимо него, чувствуя раздражение и то досадное волнение плоти, которое неизменно появлялось у нее, когда Хьюстон оказывался поблизости.

Он задержал ее руку:

– Завтра ты проведешь операцию, а я буду ассистировать. Тебе предоставится возможность показать, на что ты способна.

– Что? Ты хочешь сказать, что я не буду работать с доктором Лиу? И стану оперировать вместе с тобой? – Ее голос сорвался на писк, и она замолкла.

Наконец-то. Это ее шанс отыграться, доказать ему, что она не жалкий практикант, ждущий своей оказии. Он кивнул:

– Но я буду рядом, присматривая за каждым твоим движением, так что постарайся не слишком возбуждаться.

Именно это она и сделала тут же, не отдавая себе отчета. И кинула взгляд на его забинтованную руку. Он немедленно сунул руку за спину и с вызовом посмотрел на нее.

– Ты готов вернуться? – В то же мгновение она промяла слова, сорвавшиеся с ее губ. Быть готовым – это не для Хьюстона, держать все под контролем – вот его уровень. – Я имела в виду, готов ли ты простоять на больной ноге три часа операции. Это очень трудно. – Он ответил ледяным тоном:

– С этим я справлюсь. Слава Богу, обошлось всего несколькими швами. Но вот почему каждый неуч считает нужным обращаться со мной, словно я тронулся умом?

Джози разозлилась. Она не считала себя неучем и не заслуживала его гнева. И ему следовало понять, что, если человек заботится о нем, это не следует воспринимать как оскорбление.

Не сумев сдержать себя, она выпалила:

– Возможно, потому что каждый неуч может счесть, что мужчина, который готов простоять три часа на раненой ноге, действительно лишился разума.

У него глаза на лоб полезли. Затем он натянуто улыбнулся. Джози же решила, что именно она сошла с ума. Ведь он был единственным хирургом, не позволявшим ей резать больных. Пора бы уже ему почувствовать на своей шкуре, каково это быть вечно на вторых ролях.

– Мозги у меня работают нормально. А вот управлять телом временами действительно трудно. – Его блуждающий взгляд вновь задержался на ее груди, и он тихо рассмеялся: – Дьявольщина, стоит мне взглянуть на тебя, и я уже сгораю от желания.

– Мне знакомо это ощущение, – жалобно пропела она, кинув взгляд украдкой на его штаны цвета хаки, угадывая очертания члена за хрустящим материалом. Ее телу приходилось выбирать между страстным плотским влечением и мороженым в качестве замены секса, который она не могла себе больше позволить.

– Прекрати, – пробормотал он, погладив ее по плечу. – Нельзя же ходить с поднятым членом в первый же день возвращения на работу.

Он мог выгнать ее из своего дома, но не в состоянии перестать желать ее. И, Господь свидетель, она тоже жаждала его. Он был прав. Оставаться друзьями было глупой затеей, просто дуростью.

– Значит, завтра? – спросила она, чуть склонившись к нему.

Хьюстон отпустил ее руку. Губы крепко сжались, словно он пытался удержать разочарованный смешок.

– Господи, я просто не знаю, как это сделать, Джози. Я не знаю, как вернуться к каждодневной работе и держаться от тебя на расстоянии.

«И не надо. Не делай этого. И зачем спорить на эту тему?»

– Хьюстон… – Смутные, противоречивые чувства раздирали ее. Она не знала, что сказать.

– Слушай, пойдем-ка выпьем по чашечке кофе. – Он дернул ее за рукав белого халата.

– Пойдем. – Кто знает, может, за чашечкой мокко с молоком на них снизойдет озарение? Или беседа настолько расслабит их обоих, что в присутствии посторонних они смогут хотя бы притворяться, что между ними нормальные рабочие отношения? Хьюстон неторопливо спускался в холл, стараясь опираться больше на левую ногу. Она пыталась приноровиться к его походке. Сейчас это было гораздо легче, чем раньше, когда ей приходилось бежать вприпрыжку, чтобы успевать за его длиннющими, будто позаимствованными у жирафа ногами.

Но она чувствовала его опустошенность и смятение.

– Извини. Такими темпами мы доберемся туда как раз к ужину.

Взглянув на его забинтованную руку, которую он предусмотрительно придерживал у пояса, Джози заметила:

– Я подозреваю, что о костылях не может быть и речи. – Он поморщился:

– Верно. Костыли противопоказаны моей руке. Четыре недели полной неподвижности. Теперь уже только две с половиной. Слава Богу.

Когда они вошли в лифт, чтобы спуститься в кафетерий, она краем глаза следила за ним.

– А что, если я скажу слово на «К»?

– Слово на «К»?

– Да. Кресло на колесиках.

Ужас в его глазах был ответом на ее вопрос.

– Даже не упоминай об этом, – ответил он, облокотившись о стенку лифта. – Я не настолько безнадежен. И кроме того, я не смогу самостоятельно передвигаться.