Медленный фокстрот - Александра Морозова

только и ответила я, задыхаясь от танца, волнения и восторга.

Зал зашелся в овациях – таких знакомых, но как будто звучащих из прошлого.

От тени у края паркета отделилась фигура, почти моментально преобразившаяся в Стаса с розами в руках, и быстро-быстро побежала к нам.

– Лайма Викторовна, вы огонь! – кричал он, протягивая мне цветы. – Литвинов тоже ничего, конечно, но вы – просто огонь!

Даня засмеялся.

– Спасибо, Стас, – сказала я, принимая букет – сказочно красивые чайные розы, одна к одной, словно вырезанные из бархатной бумаги, туго связанные атласной лентой.

Краем глаза я заметила, как Даня наблюдает за мной. Такой знакомый очарованный взгляд. Мне казалось, я почти догадалась, откуда знаю его, почти поймала воспоминание, птицей выпорхнувшее из клетки моей памяти, как вдруг все та же нездоровая тяжесть, каменеющее онемение пошло вниз по моей ноге.

– Дань, – прошептала я. – Нога.

Даня кивнул и тут же, крутанувшись, ловко и осторожно поднял меня на руки, а потом закружил. Зал зааплодировал громче. Знакомый свист послышался совсем рядом.

– Что ты творишь? – прошептала я, уткнувшись Дане в плечо.

– Прошу прощения, – ответил он. – За все, за все.

Откуда-то снова появился ведущий в красном колпаке, начал что-то говорить про новогоднюю сказку, принца и принцессу и про то, что такой красивый танец может служить эталоном, а молодые спортсмены должны к нему стремиться.

Нога стала понемногу проходить. Я хлопнула Даню по плечу.

– Поставь меня.

– Мне не тяжело.

– Поставь. Я в норме.

Даня усмехнулся и не торопясь опустил меня на пол. Наступать на ногу я еще не решалась, поэтому покрепче взялась за его предплечье.

Ведущий говорил и говорил, путаясь в сложных метафорах, а когда предложил мне вернуться в зал, а Дане за судейский столик, тот попросил у него микрофон.

– Я благодарен за честь, которую мне оказали, пригласив судить сегодняшнее соревнование, но, к сожалению, принять это предложение не могу. Я уже говорил, что оказался на этом месте по ошибке и к тому же, скорее всего, буду подсуживать. – Он подмигнул Стасу. Тот, не теряясь, кивнул ему в ответ. – Поэтому прошу меня понять. А спортсменам желаю сегодня показать все свое мастерство, все умение и всю страсть, ведь только так можно получить удовольствие от танца.

Он вернул микрофон ведущему и вместе со мной пошел в зал, туда, где нас ждала Слониха.

– Ну, Даня! – восхищенно прошептала она. – Вот это ты устроил!

– И я рад вас видеть, Татьяна Егоровна, – ответил он, присаживаясь рядом со мной и не отпуская моей руки.

Когда на паркет стали выходить пары – Стас с Кариной под номером 8, – Даня наклонился ко мне и сказал:

– Пара 14. Посмотри, какой у парня глупый взгляд.

Я пихнула его локтем.

– Ты опять за свое?

– Не шипи, – отозвался он и переложил руку на мое подрагивающее колено. – И подбери хвост. Твои ребята самые красивые.

Мне очень нравилось платье Карины – синее-синее, такое насыщенное, что взгляд прямо-таки тонул в нем, как в море. Стас тоже был хорош собой, собранный и аккуратный, каким становится за две минуты до начала танца и перестает быть через две минуты после его окончания.

– Где Аня? – спросила я, не отрывая взгляда от паркета, по которому на свои места расходились пары.

– В Москве, – ответил Даня, и я услышала в его голосе улыбку.

– Уехала без тебя?

– Как видишь.

Мне вдруг стало легче дышать, но я заставила себя не думать об этом. Аня по многим причинам могла уехать на день раньше.

Зазвучали первые аккорды мелодии, и я забыла об Ане, Дане, его свадьбе, нашем поцелуе. Я превратилась в тренера и могла думать и смотреть только на моих ребят.

Глава 29

Лайма

Зрители долго расходились: выстаивали гигантскую очередь в гардероб, напяливали свои куртки и шубы и в тесной, движущейся в обе стороны толпе направлялись к выходу.

Я уже переоделась в джинсы и свитер – зимой на дорогах бывает всякое, а выкапывать машину из-под снега в вечернем платье мне не хотелось – и осталась дожидаться своих чемпионов в уголке холла, куда не распространился людской поток. Даня стоял рядом.

Иногда, случайно заметив, к нему подходили недавние зрители, просили сфотографироваться, говорили о его таланте и заслугах. Он вежливо улыбался, иногда смеялся, благодарил, но говорил, что без меня фотографироваться не будет. Я отказывалась, но просившим уже было неловко, и они тоже уговаривали меня присутствовать в кадре.

– Ну и зачем ты этим занимаешься? – спросила я, когда мы остались одни.

– Затем, что мы танцевали вместе. Это же бальные танцы.

– Но чемпион мира ты.

– Это частности.

Холл постепенно пустел.

– Не торопятся твои победители, – сказал Даня, поглядывая на часы.

– Ты тоже обычно уходил из раздевалки последним, – напомнила я и добавила: – Когда всех остальных оттуда уносили. К счастью, Стас не распускает рук.

Даня захохотал.

– Ты, наверное, на поезд торопишься, – догадалась я. – Так иди, не жди меня. Если хочешь, я могу заехать на вокзал, там попрощаемся.

Даня загадочно закусил губу.

– Скажи, ты меня простила? – спросил он.

– Да, – ответила я. – Все хорошо, Дань. Все обиды забыты.

– Прекрасно, – ответил он, шагнул ко мне и, коснувшись ладонью щеки, поцеловал.

На миг я забыла, как дышать. И не смогла заставить себя сопротивляться, оттолкнуть его, закричать. Да хотя бы просто разозлиться.

– Что ты делаешь? – прошептала я, когда он, еще держа мое лицо, отстранился.

– Я расстался с Аней, – ответил он. Глаза его, сосредоточенные на мне, были почти полностью черными от расширившихся зрачков. – Мы не женимся, и никому не надо переться в эту чертову Доминикану.

Мир вдруг пришел в движение, зашевелился, как большой аттракцион, и я не удержалась от нервного смешка.

– Ты серьезно? – прошептала я.

– Серьезно.

– Но я все равно не свободна.

Даня усмехнулся.

– Может, я и не лучший на свете мужчина, но шахматисту точно тебя не отдам. Поэтому или молчи, или найди себе нормального парня.

Я снова засмеялась, не в силах даже поспорить с Даней, а он провел ладонью по моим волосам, задержал руку на затылке, приблизил к себе мою голову и, поцеловав в лоб, прошептал:

– Я такой идиот… Столько времени зря потратил. Как подумаю, страшно становится. Мы ведь давно уже могли быть счастливы, Лайм. Как я раньше этого не понял?

Я закрыла глаза и обняла его.

Казалось, внутри меня течет река, щекочет изнутри, задевает сердце, отчего оно стучит не так, как всегда, а словно бежит вприпрыжку. Счастье ощущалось именно рекой, в которую