Всегда только ты - Хлоя Лиезе

Прощайте, кульбиты. Теперь моё нутро делает откровенное сальто назад. Я сжимаю свою трость так крепко, что ноют костяшки пальцев.

— Ну, это очень чутко с твоей стороны. Но я сначала собиралась забрать Паццу от Лорены. Эхо-Парк ещё дальше от твоего дома. Так ты совсем поздно вернёшься домой.

— Я так и думал, что ты заберёшь Паццу, — говорит он, и бровью не поведя. — Её присутствие поможет тебе чувствовать себя безопаснее. И нет, я не прочь прокатиться. Мне всё равно нужно немного тишины в машине после нескольких дней с этими хулиганами.

Он делает шаг ближе.

— Пожалуйста, Фрэнки? Мне тоже так будет спокойнее.

Его волосы взъерошены ветром, неуправляемые и озарённые сзади отсветами огней тренировочного заведения. Эти зимние глаза искрят под длинными соболиными ресницами, имеющими лёгкий янтарный оттенок. Как отказать кому-то, столь красивому, как Рен Бергман?

Особенно когда внутри он ещё прекраснее.

Я не знаю. У него золотое сердце, но стальные ягодицы. И ещё не ясно, что из этого лучше.

— Ладно, — говорю я со вздохом.

Его ладонь ловит мою и сжимает, затем мягко отпускает прежде, чем я успеваю сообразить, что он сделал. Моя ладонь горит от краткого контакта, и прикосновения прошлого вечера всплывают в памяти.

Не говоря ни слова, Рен снимает сумку с моего плеча и шагает вперёд.

Волоча ноги всю дорогу до машины, я следую за Реном, который придерживает для меня дверцу, бодренько укладывает мою сумку в багажник, затем дважды похлопывает по капоту как какой-то весёленький швейцар.

Он спешит к своему фургону, припаркованному прямо рядом с моей машиной, и машет мне ехать первой. Я решаю включить аудиокнигу, так как до встречи книжного клуба осталось немного, и я отстаю с «Чувством и Чувствительностью».

Это не самая моя любимая книга Остен. Что-то в истории печалит меня, пока я её читаю. Смерть отца и горе, которое она приносит женщинам Дэшвуд. Как несправедливо то, что собственность отбирают у дочерей и отдают кузену-мужчине. Инфантильный романтизм Марианны, то, как она легко игнорирует доброту полковника Брэндона и влюбляется в этого придурка Уиллоби.

И бедняжка Элинор. День за днём она скрывает свои чувства к Эдварду, потому что понимает, чего это может стоить ей и её семье, если она выразит интерес к мужчине, в чьих чувствах она не уверена. Она такая прилежная. Такая терпеливая. Она имеет дело с безучастной матерью, с сестрой, которая делает всё, чего Элинор себе не позволяет (выбрасывает осторожность на ветер, безумно гонится за своими порывами), и при этом она воспитывает младшую дочь, Маргарет. Её существование ощущается таким тяжёлым, что даже я устала от долга, взваленного на Элинор.

— Разум всегда будет меня привлекать, — произносит чтец.

— Вот именно, чёрт возьми, — этому я могу сочувствовать. Потому что разумное поведение уберегает тебя.

Мои пальцы крепко сжимают руль, и я стискиваю зубы с такой силой, что ноет челюсть. Мне надо держать себя в руках. Да, это правда, я считаю Рена привлекательным. Да, я питаю слабость к этой коричной булочке ростом метр девяносто. Да, он фантастически целуется, особенно по меркам девственника, и это приводит к нередкой в последнее время мысли о том, как первобытной части меня хочется стать его первой женщиной. Потому что такой, как он, заслуживает лучшего первого раза, и пусть я не называю себя каким-то гением секса, думаю, я сумею доставить ему удовольствие. Я знаю, что мне совершенно точно понравится прикладывать для этого все усилия. Дразнить, боготворить и смаковать этого романтичного, доброго, галантного, задротского, горячего как сам грех…

Чёрт, мне пора прекращать.

Я снова сосредотачиваюсь на аудиокниге, повелевая себе следить за историей, но Элинор и её чёртова сдержанность в отношении Эдварда просто наваливает раздражение поверх раздражения, пока я веду машину, и вот я уже стою на холостом ходу перед многоквартирным жилым домом Лорены и ору:

— Бл*дь, да скажи ты уже, что любишь его!

Рен стучит в моё окно, и я дёргаюсь так резко, что чуть не наложила в штаны. Когда ко мне возвращается способность дышать, я зажимаю кнопку, пока окно не опускается.

Он опирается руками на край и улыбается, глядя на мою приборную панель, где видно название аудиокниги, затем обратно на меня.

— Никогда не видел, чтобы Остен так распаляла человека.

Я выключаю двигатель и открываю дверцу, заставляя Рена сделать шаг назад.

— Видимо, ты не читал «Чувство и бл*дскую чувствительность».

— Хм, — он закрывает за мной дверцу и идёт следом, когда я ступаю на обочину. — Я не знал, что в названии есть такое грубое слово. Должно быть, версия без сокращений.

— Нет его там, — ворчу я. — А должно быть.

Рен жмёт на кнопку звонка для квартиры Ло, и тот факт, что он помнит, побывав здесь всего раз, когда я была в раздрае и плакала по своей собаке, лишь сильнее вонзает нож в ледышку моего сердца.

— Я и правда не читал эту книгу, — говорит он, пока мы ждём. — Но ты теперь распалила мой интерес.

Прежде чем я успеваю сказать ему отвалить от моего книжного клуба, Ло нас впускает.

Лорена в слегка раздетом состоянии, указывающем на то, что у них с Мией был интимный момент, так что я быстро забираю Паццу. Я сажаю её в машину и еду к нашему дому, а Рен следует за мной всю дорогу от Эхо-Парк до Хоторна.

Когда я сворачиваю к дому, моё сердце начинает гулко колотиться. Ладони потеют. Пацца скулит на сиденье, и я глажу её по голове, глядя на своё арендованное бунгало. Место, которое я обычно так рада была видеть, теперь выглядит злобным и негостеприимным. Никакого света внутри. На двери новая ручка и замок, предназначенные для нового незнакомого ключа в моей ладони. Это не похоже на возвращение домой.

Вздохнув, я открываю дверцу машины, но Рен уже рядом и отворяет её для меня, хватает мою сумку из багажника, гладит Паццу, когда та подскакивает к нему, будто всё так и должно быть.

Когда я добираюсь до двери, мои руки дрожат. Я роняю ключи, и Рен нагибается, подхватывая их вместо меня.

Он держит их на раскрытой ладони, но смотрит мне в глаза.

— Хочешь, я сам?

Я киваю.

Рен быстро вставляет ключ в замок, входит и немедленно включает свет. Это немного помогает.