Вернуть жену любой ценой - Анна Гранина

богач, тезка! В мое время туалеты только на улице были.

Прыскаю от смеха.

Паша смотрит, что я улыбаюсь, и тоже хихикает, щеки горят, и я вижу, как он расслабляется.

Заходят на кухню, рассаживаются за стол.

Но тут же ком в горле – моих родителей нет. Они бы тоже обняли Пашу, назвали бы его внуком, смеялись бы над его рассказами про футбол. Мама бы уже вязала ему свитер, а папа учил бы чинить велик.

Моргаю, чтобы прогнать слезы, и думаю: надо свозить Пашу к Зое. Она моя семья. Он должен знать свою тетю. Обязательно это сделаю.

– Ада, – голос деда вырывает меня из мыслей. – А ты что притихла? Небось, уже весь дом для Паши обустроила?

Я натягиваю улыбку, киваю.

– Стараюсь, Павел Андреевич. Хочу, чтобы ему было хорошо.

– Будет, – говорит он твердо, глядя на Пашу. – С такими родителями, как вы с Мироном, парень горы свернет.

Переглядываемся с Мироном. Он улыбается, а в глазах что-то глубокое, как будто он тоже тронут. И что значат его слова про семью? Будто специально все условия хочет создать, чтобы я уйти не смогла. Но не физически, физически я как раз свободна. А чтобы снова это слово “семья” почувствовала на себе.

– Павел Андреевич, – наливаю ему кипяток в кружку, – я хотела про врача спросить, которого вы Зое порекомендовали.

– А что с ним?

– Она жалуется, что с ним невозможно. Он чуть ли не ходить ее заставляет, притом что она вообще ногами не шевелит.

– Ну что сказать. Я когда-то также, как она, сидел в коляске. А сейчас видишь, вон, – кивает на Пашку, – с внуком в футбол гоняю. Это все он. Тяжело, сложно, но если его слушать и делать, как говорит, то шансы высокие.

– А если там врачи уже поставили крест?

– Ну то, что один поставил крест, не означает, что другой не может его снять. Скажи ей, пусть не бросает занятия и занимается. Если не он, то никто.

Глава 50.

Ада

Неделя пролетает, словно вихрь, полный мелочей, которые потихоньку сплетают нас в семью.

Каждое утро я просыпаюсь с переживаниями, что ни на минуту не оставляют меня в покое, волнуясь, как Паша привыкнет, но день за днем вижу, как он раскрывается.

А Мирон… он сближается с Пашей так естественно, что я то и дело замираю, наблюдая.

И каждый раз в груди буря – что я чувствую к нему? Он отец Паше. Мой муж перед законом. Но как мужчина? Я не понимаю, что он ко мне испытывает, и это путает, как лабиринт.

А я? Сама запуталась, чего хочу? Хочу ли я его видеть в своей жизни? Или боюсь? Или злюсь, что он так легко влез во все роли?

В первый день он сажает Пашу за руль своей машины во дворе, выключает двигатель, и Паша, с глазами, огромными от восторга, крутит баранку, изображая гонки.

– Вот так, Паш, – поправляет ему руки, – держи крепче, как настоящий гонщик.

Паша с серьезным выражением лица слушает. Ему нужен отец и это очень чувствуется.

Ловлю взгляд Мирона, когда он мельком смотрит на меня. Дружелюбие? Долг? Или что-то еще?

Отворачиваюсь, чтобы не гадать.

На следующий день они моют машину. Пашка с губкой в руках, брызжет водой, смеется, когда пена попадает на Мирона. Тот показывает, как натирать капот, чтобы блестел, и похлопывает Пашу по плечу. Я смотрю из окна, вновь как шпион, сжимая подоконник от вороха непонятных чувств, что бушуют в моей душе.

Паша начинает ему доверять и раскрываться. Что-то рассказывает.

Я все чаще снова смотрю на широкие плечи Мирона, на его уверенные движения. И не хочу, помню все, что он сделал с нами, а тело будто забыло уже.

Растираю горящие щеки и злюсь сама на себя. Я не хочу ничего к нему чувствовать. Лучше бы он холодно относился к Пашке, лучше не играл папу и не был им.

В среду до обеда мы с Пашкой возимся в пекарне, а после обеда они с Мироном косят газон. Мирон дает Паше поуправлять косилкой.

– Мирон, он маленький еще.

– Она безопасная, Ада, и я рядом. Не волнуйся.

– МамАда, ну пожалуйста, я очень-очень хочу.

Сдаюсь. А Мирон включается с Пашкой в процесс и через полчаса превращают лужайку в аккуратный ковер. Пашка такой классный в резиновых сапогах, морщит смешно нос от запаха свежескошенной травы.

– Дядя Мирон, а это всегда так пахнет? – спрашивает он, глядя снизу вверх.

– Всегда, Паш, – отвечает Мирон, улыбаясь. – Это запах лета. И исключительно мужская обязанность. У меня, конечно, не всегда есть время косить, поэтому я нанимаю человека.

– Я могу всегда косить, дядя Мирон, мне нравится.

– Хорошо, только со мной, чтобы мама не волновалась.

Паша кивает и робко улыбается. Я стою на крыльце, и внутри все сжимается – они как отец с сыном.

С сыном, которого мы потеряли.

Как бы сложилось тогда у нас, если бы я не потеряла ребенка? Были бы мы до сих пор вместе? Или разошлись? Или…

В четверг после обеда идем на пляж. Мы живем у моря, а на пляже бываем всего пару раз за лето. Зато Пашка очень просился, потому что он моря и вообще не видел. Мирон даже приезжает пораньше с работы, чтобы свозить нас.

Мирон заходит с ним в море, держит за руки, учит загребать.

– Не бойся, Паш, я держу. Давай, как лягушка, – говорит уверенно, передавая это чувство Паше.

Паша стесняется, оглядывается на меня. Я киваю, мол, все хорошо, доверяй.

Пашка пробует.

– МамАда, смотри! – кричит и светится весь, когда проплывает пару метров.

Я машу, чувствуя тепло в груди, но взгляд Мирона, когда он смеется с Пашей, снова сбивает с толку. Он такой… настоящий. Как мужчина, как отец, не как партнер по фиктивному браку. И если он играет во все это, то зачем так долго?

– Я хочу научится плавать, – заявляет Пашка, жуя арбуз и кутаясь в полотенце после купаний.