Бывший муж. Я к тебе не вернусь - Ария Тес

Примерно полгода назад

После того как Тим свалил на нас очередную бомбу со своими «повальными» идеями, я захожу в спальню уставший и немного злой, но сразу торможу, когда вижу Полю. Она стоит у окна и сжимает свои хрупкие плечи. Я чувствую, как волнение исходит от нее мощными волнами, и мне это не нравится.

Мягко подхожу к постели, забираю с него плед, а потом направляюсь к любимой жене, которую кутаю в него и обнимаю.

— Не волнуйся, — шепчу, прижав губы к виску, — Все будет нормально, Поля.

— Он сказал, что хочет взять год, Ян. Это…это плохо. Мне страшно, что он заблудится и не найдет свою дорогу. Ты же знаешь…какой он впечатлительный и эмоциональный.

Она хочет сказать не это. Точнее, за ее словами скрываются другие страхи, которые испытывает каждый родитель, если их ребенок слишком «эмоциональный» и, скажем так, проблемный. Егор — это оплот ответственности. Он четкий, спокойный, умный. Тимур тоже умный, но у него нет остальных качеств своего брата. Вообще, наши парни — это типичное «хороший и плохой близнец». Одному просто понять эту жизнь, другого вечно кидает из крайности в крайность. И я тоже боюсь за второго. Мне страшно, что он может пойти по неправильной дороге, связавшись с плохой компанией. Страх этот появился давно. Примерно в четырнадцать лет, когда он впервые напился вместе с Марком. Да, я понимаю, там повод был весомый — Дима облажался по-крупному и сильно разочаровал своего сына, но мой…Я тогда впервые понял, насколько угроза реальна и близка, поэтому старался незримо контролировать каждый его шаг. Только это не поможет. Нет, не поможет. К сожалению, родители не могут заставить своего ребенка делать то, что правильно. Ошибки — это часть нашей жизни, и мы должны совершать ошибки, чтобы понимать, что важно, а что нет. Просто некоторые ошибки фатальны, и так получается, что никто и никогда не остановит нас от них, если это то, что нам кажется правильным в данный момент.

— Когда дети взрослеют, — обнимаю ее сильнее, прижимая к своей груди, — Родители уже не могут говорить им, что хорошо, а что плохо. Нам остается только наблюдать со стороны, Полина, чтобы не встретить большего сопротивления.

— Ты хочешь, чтобы я просто молчала?!

Усмехаюсь, когда слышу в ее голосе хорошо знакомое сопротивление. У Тимура оно тоже есть. У него оно от нее. Это ее черта характера — необузданность и дикость. Я таким не был никогда. Я всегда был, как Егор. Четкий и спокойный. Человек, которому сложно выражать свои эмоции словами, поэтому я поворачиваю ее лицо на себя за подбородок, чтобы она видела мои глаза. Очень надеюсь, что она еще умеет по ним читать…

— Ты знаешь, что я не это имел в виду, — говорю тихо, но твердо.

Полина замирает.

— А что ты имеешь в виду? — отвечает в такт, а я чувствую давно знакомое желание.

Я его чувствую с тех пор, как впервые увидел ее. И больше ни к кому, кроме нее, я такого не чувствовал. Никогда. Ни до, ни тем более после.

— Мы хорошо их воспитали, Поль, — отвечаю низко, глухо, пока сердце ускоряет свой бег, — Они знают, что хорошо, а что плохо. Теперь нам остается только быть рядом и мягко направлять их. Я так не умею, а ты — да.

Она усмехается.

— Правда, что ли?

— Конечно. Наши дети выросли, Полина Михайловна, и мы больше не можем говорить им, что делать. Но мы можем давать советы и просто разговаривать. Ты можешь. Ты в этом лучшая.

И сейчас мне не хочется добавить, что «была», но где-то потерялась. Воздух между нами накаляется, и я не чувствую того холода, который достаточно давно поселился в этой спальни.

Словно ничего и не было.

Словно она снова со мной, а не где-то там. И будто ее волную я, а не все, кроме меня.

Тянусь за поцелуем и уже представляю, чем он кончится, но Полина вдруг укладывает руки мне на грудь и мягко отталкивает.

— Ян, ты же знаешь, что сейчас не время. Мальчики еще не спят, да и потом…мне завтра очень рано вставать.

Вот теперь мне хочется добавить, что «была». Я открываю глаза и снова вижу перед собой ледяную герцогиню с легкой полуулыбкой, которая не касается ее глаз. Там вообще ничего нет. Один холод и одна отстраненность.

Я отпускаю ее и отхожу на шаг, а Полина добавляет.

— Спасибо, что сказал это. Для меня много значили такие слова.

Протокол. Формальность. И очередной обрыв, от которого я изнутри весь поджигаюсь. Ненавижу ее сейчас! Какого черта?! Зачем ты это делаешь?!

— Я хотела еще кое-что сказать, — продолжает она накидывать, — Завтра у тебя корпоратив? Извини, я не смогу с тобой пойти. У нас на выходных очень важный прием, мне нужно составить меню, выбрать цветы и…

Она перечисляет список своих важных дел, а я горю еще больше. Все, чего хочу теперь — это крушить. А еще свалить. Да, свалить. Куда-нибудь подальше, чтобы не быть рядом с женщиной, которую я безумно любил, а теперь так же безумно ненавижу.

Зачем ты это делаешь?…

— Понял, — отвечаю холодно и поворачиваюсь к выходу из комнаты.

— Куда ты?

Ее голос падает до шепота, но я не хочу больше смотреть на нее и слышать ее тоже. У меня в голове бьет единственный вопрос: если я уйду, ты вообще заметишь?! И самое противное, что в последний год я этот вопрос стал задавать себе все чаще и чаще, но вслух произнести его не могу. Боюсь услышать ответ, полный безразличия и нарочитой вежливости.

— Мне надо поработать. Ложись без меня.

Не дожидаюсь ответа. Да и что она мне скажет? Ничего. Думаю, про себя она даже порадуется, что я ушел.

Сейчас

Вот так нелепо мы проебали все, малыш.

Полина спрятала свои чувства от меня, а я думал, что нечего уже и прятать. Двадцать лет все-таки срок большой. Горько усмехаюсь и делаю еще один глоток, после которого резко откидываюсь на спинку кресла, а сам смотрю на своего ребенка.

Маленькая фасолинка.

Он сейчас меньше моей ладони, но в нем уже весь мой мир, а на душе такое странное чувство. Бесконечно тепло и хорошо, счастливо, при этом больно и дико.

Прости, что я сделал недостаточно для того, чтобы ты