Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

единственным жестом останавливает работу огромного количества людей, чтобы поговорить с ней, прижимает трубку к уху и бежит искать какой-нибудь укромный угол.

– Привет.

Какой красивый у него голос, почему-то она никогда не замечала. О своем красивом голосе слышала постоянно ото всех окружающих, а у него, видимо, масса других достоинств, на фоне которых голос затерялся. Или просто нужно прожить девять дней, не слыша его, чтобы суметь оценить.

– Здравствуй.

– Где ты была? Ты не отвечала с прошлого вторника. Я понимаю, что это все неприятно, но ты даже не дала мне ничего объяснить… Что с тобой было?

– Запой.

– Какой запой?

– Обыкновенный. Ты уже успел забыть значение этого слова?

Она сразу почувствовала, как соскучилась.

Было интересно – что там без нее эти дни делалось, должны были уже отснять ее самую любимую сцену, которой изначально в сценарии не было.

Это был сон главной героини – сон, в котором она увидела свою альтернативную судьбу, другую жизнь, то, что случилось бы с ней, если бы стрелки на железной дороге не перевели – и поезд поехал бы в другую сторону. Условно, конечно, условно. Но было бы все иначе. Если бы не было революции. Той самой, Октябрьской социалистической…

Вообще, если говорить коротко, сценарий был о том, как революция повлияла на судьбы трех поколений одной семьи, как она искалечила судьбы и личности одних людей, а другим, наоборот – дала шанс на выживание и полноценное достойное существование, даже на счастье. О влиянии исторического момента на судьбу рядового человека со всем его будничными заботами – детьми, посудой, заседаниями, диссертациями, сломанными велосипедами и больным желудком.

Та сцена была ключевой. Раскрывающей замысел. Она пойдет ближе к финалу фильма, но снимать решили одной из первых.

– Ты не вернешься?

– Не вернусь.

– А как же твоя сцена?

– Ты ее еще не снял?

– Мы пока снимаем другое, почти по плану. Твои сцены без тебя я снять не смогу. Ты мне нужна.

– Ты все сможешь.

– Я и другое-то не смогу без тебя снять, я тебя умоляю, ты должна приехать! Что я сниму без тебя, очередное «мыло»? Ты же слышала, я – бездарность, я умею только кричать «Мотор!»

– Значит, кричи «Мотор!».

– Соня, а что я мог сделать? Он мне просто отказал в этой штатной единице, у нас не хватает денег!

– Ты мог сказать мне.

– Ты бы ушла!

– Я бы ушла. Но я и так ушла. Все тайное становится явным.

– Зато я смог доделать сценарий и всю подготовительную работу. А сказав тебе правду, остался бы и без этого.

– Ты меня просто использовал. Ты знал, что так будет. Я работала бесплатно все эти полгода.

– Я же тебе заплатил!

– За один месяц. А полгода, получается украл.

– А что я мог сделать, когда он отказал мне?

– Уйти.

– Как уйти? – ужаснулся Митя.

– Встать, выйти и закрыть за собой дверь. И искать деньги на новый фильм.

– Ты с ума сошла? А проделанная работа? Я ему, что, подарил бы ее?

– Я же тебе, выходит, свою подарила. Или ты умеешь только принимать подарки?

– Сонечка, дорогая, родная, единственная моя…

– Как часто у тебя меняются единственные…

И она повесила трубку.

Он был в отчаянии.

Все было кончено. Этот фильм был у него первым полнометражным. Единственный шанс доказать всем, что он чего-то стоит и может снимать не только «мыло».

Пятьдесят шесть лет. Это не так много для мужчины, но уже пора, давно пора… Все было кончено, растоптано. Вся съемочная группа знала о произошедшем скандале. Но надо было вставать и идти дальше.

Да, у него не было никакого чувства собственного достоинства – как он мог после всего сказанного остаться? Его унизили, а он остался?

Остался.

Две ипотеки, больная старенькая мама, Маша, которая одна тянет этот немалый воз, а еще на ней дом. Вся эта стирка-уборка-готовка…

Однажды она пришла домой почти в полночь, он ждал страшно голодный, но ничего ей не сказал. Она так и метнулась на кухню, на ходу сдергивая рукава плаща. Быстро, минут за десять, начистила картошки, шатаясь от усталости. Все у нее валилось из рук, а через шесть часов ей уже нужно было вставать и снова ехать на работу, да еще и лететь в Китай послезавтра – значит, надо было собрать вещи.

– Маш, может, ты не будешь сейчас готовить? Иди поспи, я сам что-нибудь… Чайку…

– Да? – она резко обернулась на него и сказала почти со злобой, – может, мне и не любить тебя?

Надо было снимать дальше.

Митя был бездарным, но профессиональным и ответственным. Он вернулся на полупустую площадку.

Все, конечно, разбрелись, оставшиеся пили кофе и фотографировались с актерами. Ассистент, ответственный за дисциплину в том числе, сидел с телефоном на каком-то деревянном ящике.

– Что, все кофе пьют?

– Да, Дмитрий Юрич.

– Ты молодой, не помнишь, а раньше никто не пил кофе, все пили чай. Не только в кино, вообще – везде. И кофеен не было. Россия – чайная страна… Как быстро мы потеряли свою культуру… Были только чайные.

Ассистент наконец поднял на него взгляд, в котором читалась смесь непонимания и раздражения – там, в телефончике, его явно ждали какие-то дела.

– Вы это к чему, Дмитрий Юрич?

– Вот к чему… Ты здесь работаешь две недели, да?

– Да.

– Даю тебе первое ответственное задание, – Митя чувствовал, что сейчас сорвется, – собрать по списку всех, кто обязан быть на площадке. Кто занят в сцене из актеров, кто просто должен присутствовать – всех гримеров, помощников, ассистентов, осветителей. По списку, по фамилиям. Кто не придет – выделить фамилию в списке. Всех построить на плацу…

– На чем построить? – холодея, спросил мальчик.

– Ах ты, допризывник… Ну, ничего, сейчас буду принимать тебя в духи. Здесь построить. Передо мной. Даю тебе тридцать секунд. Если на тридцать первой секунде кого-то не будет хватать – ты собираешь вещи и летишь вечером домой.

– Да вы что, Дмитрий Юрич, с ума сошли? Я не обязан…

– Двадцать пять секунд.

Через минуту, заложив руки за спину, Митя вышагивал вдоль строя расхлябанных киношников. Некоторых пришлось искать в поле, кто-то просто заснул в кустах.

Митя не стал читать нотаций, просто и коротко объяснил, что кино – это проектный бизнес, и каждый следующий работодатель, нанимая на работу любого сотрудника, звонит, прежде всего, его предыдущему начальнику, то есть – режиссеру. И только от рекомендации последнего зависит дальнейшая судьба каждого.

– Каждого из вас. Сегодняшнюю смену будем отрабатывать до конца. До утра.

Поздно вечером, когда ассистент,