Тилли Бэгшоу - Любимцы фортуны

Пит распорядился, чтобы члены семьи и прислуга не покидали дом. Окна занавесили и зажгли искусственный свет. Полиция развесила перед кухней желтую ленту, удивив Сиену, полагавшую, что так делают только в случае с убийством.

Родители девочки и Минни переговаривались только шепотом, потому что по дому постоянно ходили детективы. Лори, вынужденная сохранять постельный режим, впала в шоковое состояние и лежала, глядя в стену. Все взрослые были мрачны и тихи, но, как заметила Сиена, никто из них не был всерьез расстроен случившимся. Никому не было так паршиво, как ей.

Они с Хантером заперлись в старой детской, теперь забитой пистолетами, кассетами, проводами и джойстиками. Они почти не разговаривали, по большей части сидя на диванчике, и играли в игры на приставке. Каждый старался не думать о том, что происходит в районе кухни.

Ровно в пять часов вечера Хантер и Сиена, невзирая на строгий запрет подходить к окну, отдернули штору и выглянули наружу. Пит шел к воротам в сопровождении опухшего от слез Шеймуса и строгого, согласно обстановке, Дэвида Роу. Пит собирался объявить журналистам то, что и без того знал весь мир: Дьюк Макмаон умер от сердечного приступа примерно в семь пятнадцать утра. Похороны и поминальная служба состоятся в ближайшие дни. После этого Питер обратился к папарацци с просьбой оставить семью в покое и не тревожить в столь нелегкое время.

— Анна Вега, «Лос-Анджелес таймс»! — выкрикнула яркая девица в мини-юбке леопардовой расцветки. — Скажите, Пит, где сейчас находится Каролин? Она в курсе того, что произошло?

От пронырливых журналистов не ускользнул тот факт, что машины Каролин под навесом гаража не было. К тому же всем было известно, что эта женщина любит быть в центре внимания, а потому едва ли упустила бы шанс покрасоваться перед камерами.

— Мистер Макмаон не станет комментировать этот вопрос, — твердо сказал Дэвид Роу.

— Пит! Пит! — почти одновременно закричало с полсотни голосов.

Питер развернулся и пошел назад, к дому.

— Пит, это Майк О'Маони из «Геральд»! — сквозь толпу пробирался толстый, потный мужчина. У него был явный бруклинский акцент. — А как ваша мать восприняла смерть мужа? Что она думает по поводу завещания?

Прежде чем Дэвид успел что-то сделать, Шеймус рванулся к воротам, наскочил на нахального журналиста и сбил с ног. Журналисты, которые целый день ждали богатого улова, охнули и торопливо защелкали камерами.

— Ах ты, мерзавец! — кричал Шеймус вне себя от ярости. — Имей хоть каплю уважения к семье погибшего! Или это все, что вы, журналюги, умеете? Вас волнует только завещание и чужие деньги! Чужие сраные деньги! Тело Дьюка еще не остыло, а вы уже слетелись, как стая ворон!

Грузный репортер поднялся с земли и принялся вопить о физическом ущербе и сотне свидетелей, но его крики потонули в громком хохоте. Даже журналистам казалось смешным, что кто-то может иметь претензии к семидесятивосьмилетнему старцу.

Рот Пита дернулся, словно он пытался подавить удовлетворенную усмешку.

— Как вы все, должно быть, понимаете, моя мать слишком раздавлена чудовищной новостью, чтобы думать о завещании. Благодарю вас, мистер О'Маони, что вы так печетесь о нашей семье. — Толпа одобрительно загудела. — Я понимаю, что завещание — предмет неподдельного интереса любого уважающего себя папарацци. — В этот момент Шеймус бросил на толстого репортера ненавидящий взгляд. — Скажем так, я и моя мать не ожидаем от завещания никаких особых сюрпризов.

— А как же Каролин и Хантер? — выкрикнул человек, не удосужившийся назваться. — Как выдумаете, их ждут сюрпризы?

Питер выдержал паузу. Он не желал, чтобы камеры запечатлели его в состоянии волнения.

— Нашей семье нужно готовиться к похоронам. В данный момент я могу думать только об этом и о состоянии моей бедной матери, потрясенной случившимся.

— Ладно, парни, на сегодня все, — заявил Дэвид Роу, подталкивая Пита и Шеймуса к дому. — Дайте семье хоть немного покоя.

С разочарованными лицами толпа стала рассасываться. Блокноты закрывались, камеры выключались, журналисты обменивались комментариями.

— Нет, это возмутительно! — бормотал Шеймус. — Вот так нагло спрашивать о завещании!

Солнечный свет играл на лужайках, отчего трава казалась изумрудной и местами салатовой. Шеймус искоса глянул на Пита. Он знал парня целую жизнь, но тот до сих пор оставался для него загадкой. Дьюк и его сын были словно вода и масло, до такой степени отличались друг от друга. Даже когда Питер был маленьким мальчиком, он не мог найти к отцу должного подхода, хотя и стремился во всем ему угождать. Со временем неудовлетворенность дала начало отчуждению, а затем и глухой ненависти. Шеймус очень любил Дьюка и, будучи с ним почти одногодкой, прекрасно понимал. Но сейчас, шагая в сторону Хэнкок-Парка рядом с Питом, он чувствовал себя чужаком. В душе он не просто недолюбливал Пита, но и презирал этого слабака. Ни рыба ни мясо.

— Даже не знаю, — произнес Пит задумчиво. Лицо его было совершенно бесстрастным. — Думаю, они интересуются завещанием, потому что это их работа. Ну, задавать вопросы. — Он остановился и поднял, наклонившись, с дорожки пригоршню гравия. Мелкие камешки один за другим полетели в зеленые кипы кустов, росших поодаль.

— Но ведь всем известно, как именно Дьюк хотел распорядиться деньгами, разве нет? — спросил Шеймус, глядя, как колышутся ветки акации. — Уже завтра в газетах напишут, что Каролин получит наличные, Минни достанется дом, а тебе, Лори и Хантеру Дьюк оставил по отдельному трастовому фонду. Так было решено еще много лет назад, как только родился Хантер.

Пит хмыкнул, высыпал из кулака остатки камешков и направился к подъезду. Вытерев пыльную руку о штанину, он протянул руку Шеймусу.

— Доброй ночи, старик, и спасибо за сегодняшнее терпение. Я знаю, что тебе пришлось нелегко.

Господи, что за жалкий человек, подумал дворецкий с досадой. Сколько равнодушия в его тоне! Волновало ли Пита, что тело его отца лежало в холодном морге в западной части Голливуда?

— Нам всем пришлось нелегко, — вслух сказал он и, отвернувшись, направился к машине — и своей собственной, отдельной от Хэнкок-Парка, жизни.

Впервые в его почти восьмидесятилетней жизни рядом с ним не было Дьюка Макмаона.

— Дорогая, просто позвони домой, — настойчиво сказал Чарли. — Если не ради себя, то хотя бы ради сына.

— Не могу. Просто не могу, и все.

Чарлз выпрямил спину и скрестил перед собой ноги. Он сидел на мягком диване в своем домике в Сентури и смотрел на Королин. Они только что приняли душ после яркого, но утомительного секса, и чувствовали приятную опустошенность.