Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена

Он оглядывался по сторонам, пока не наткнулся на неё глазами. Хоть и одет он был не так официально, как в институте – в серых джинсах и чёрном тонком свитере с треугольным вырезом – выглядел ещё более серьёзным и неприступным, чем обычно.

Юлька заробела под его пристальным, немигающим взглядом.

Очевидно, что обстановка не пришлась ему по душе, однако он всё же двинулся к их столику, взирая по сторонам так, словно шёл мимо зловонной кучи.

«Чёртов сноб! – подумала Юлька, пытаясь угомонить сердце, которое, казалось, сейчас выскочит из груди. – Но какой же красивый!».

Когда он подошёл, Юлька встала ему навстречу. Не удержавшись, улыбнулась во весь рот. Анварес тоже – она видела – хотел улыбнуться, но потом скосил глаза в сторону и, увидев Алёну, резко напрягся. Лицо его стало словно высеченным из камня.

Алёна с ним поздоровалась застенчиво, Макс же – по-свойски протянул руку, у них ведь он не преподаёт.

Анварес лишь коротко кивнул в ответ, затем перевёл холодный взгляд на Юльку. Взгляд, в котором явственно читался вопрос: что всё это значит?

Юлька, конечно, струхнула, поэтому быстро выпалила первое, что пришло на ум:

– Я так рада вас видеть, Александр Дмитриевич!

Взяла его за руку и, потянув, усадила рядом с собой. Он, конечно, сел, но всем видом своим показывал, как сильно всё это ему не по нутру.

За столом распоряжался Макс – подозвал официанта, заказал опять пиво, шашлык, лаваш и овощную нарезку. И вообще, он – молодец, вёл себя так, словно не замечал недовольства Анвареса. Тот же сидел как ледяное изваяние.

Юлька отчаянно старалась его расшевелить, о чём-то спрашивала, даже заискивала, но он почти не реагировал. Он злился, молча, но очень сильно. А она искренне не понимала, из-за чего он так сердит, но чувствовала себя виноватой.

Анварес не стал пить пиво, не притронулся и к еде. Алёна тоже сидела, как в рот воды набрала, потому что жутко стеснялась Анвареса.

В конце концов Юльке надоело лебезить перед ним. Вот за что он так на неё злится? Что сейчас-то не так? Позвала – пришёл. Не на аркане ведь тянула. У Макса тоже, видимо, поубавилось энергии и задора.

С явно скучающим видом он ковырял вилкой мясо, бросая на Юльку красноречивые взгляды: «Нафига сюда пришёл этот тип?!».

Потом зазвучала какая-то зажигательная песенка, и он с готовностью отодвинул тарелку и встал из-за стола, громко позвав:

– Ну что, подвигаемся?

Алёна качнула головой. А Юлька пошла. Не то чтобы её тянуло в пляс – просто хотелось хоть на несколько минут отдохнуть от напряжения, которое тучей сгустилось за столом. Анварес, само собой, не шелохнулся.

На танцполе кто только не выплясывал: и их сверстники и сверстницы, и подгулявшие дамы бальзаковского возраста, и мужички «бес в ребро», и тот «чернявый».

Он сразу узрел Юльку и снова стал крутиться рядом, норовя примкнуть ближе и ближе. Юлька, чтобы не выглядеть пугливой овечкой, отходила от него плавно, будто двигаясь в танце, пока не смолкла музыка.

– Ну что, пошли к нашим молчунам, – позвал Максим.

90

Анварес и Алёна действительно так и хранили безмолвие.

Но если Алёна просто молчала, то на Анвареса жутко было смотреть. Губы плотно сжаты так, что скулы заострились. Чёрные брови сведены к переносице. А в глазах полыхала обжигающая ярость.

Юльке аж не по себе стало от такого его взгляда.

Ни на чьи вопросы Анварес не отвечал, на слова не реагировал, и казалось, что он держит себя в руках из последних сил и вот-вот его прорвёт. И тогда – всем не поздоровится. Ну, всем-не всем, но ей-то – точно.

Это нечеловеческое напряжение передалось и Юльке, так что сидела она рядом с ним, как на иголках. И спросить его, чем он так рассержен, при Алёне с Максом не решалась. И чувствовала себя совершенно по-дурацки.

Уединившись затем в уборной, написала ему смску:

«Что-то не так? Вы на меня злитесь?».

Но он не ответил.

В смятении она направилась назад, решив про себя, что спросит тогда в лоб, почему он так гневается. Но по пути её вновь перехватил тот чернявый:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Куда так спешишь, моя хорошая? Пойдём ещё потанцуем?

– Натанцевалась уже, спасибо, – Юлька попыталась высвободить локоть, но «чернявый» не отступал.

– У-у, как скучно… А у меня для тебя сюрпри-и-из. – Он многозначительно улыбнулся и поднял указательный палец вверх. – Во! Слушай!

Местный ди-джей, который прежде молчком менял композиции, тут вдруг объявил:

– А следующая песня прозвучит для очаровательной девушки Юли. Это музыкальный подарок от Руслана, который от тебя, Юля, просто без ума!

И полилось:

"Твои карие глаза, твои сладкие уста…"

– Танцуем? – довольный он потянул её за руку в сторону танцпола.

– Говорю же – нет. Спасибо, конечно, но не хочу. Да отпусти ты! – Юлька высвободилась.

Руслан вновь потянулся к ней, она шагнула назад и тут же ощутила, как кто-то крепко сжал её руку чуть выше локтя. Оглянулась – Анварес. Смерил сначала её убийственным взглядом, затем посмотрел на незадачливого Руслана так страшно, что, казалось, на месте испепелит. Тот как-то сразу всё понял и без возражений ретировался.

Анварес, не выпуская руки, потащил Юльку на выход, словно провинившегося ребёнка.

– А с ними попрощаться? – залепетала она, семеня за ним следом в тесный и прокуренный холл.

В ответ он лишь окатил её ледяной яростью, не сказав ни единого слова.

Потупившись, она выудила из рюкзака номерок, сунула гардеробщице. Попрощаться, решила, можно и смской. Гораздо больше беспокоил её Анварес – таким она его никогда не видела и не понимала, как себя с ним вести.

В машине, пока ехали, висело всё то же гробовое молчание, от которого у неё мелко дрожало внутри. Ещё бы не дрожало – от Анвареса буквально исходили волны гнева.

Юлька искоса бросала на него взгляды, он же сосредоточенно смотрел только на дорогу.

«Куда он меня, интересно, привезёт? – гадала. – К себе или к нему?»

Хотелось, конечно, к нему. Даже к такому, сердитому и неприступному. Но пикнуть она не смела. Одна надежда – до закрытия общежития оставалось четверть часа. Не бросит же он её на улице.

91

Нет, Анварес сразу и без всяких вопросов повёз её к себе.

Юлька, узнав маршрут, выдохнула облегчённо, пытаясь скрыть радость.

Однако и дома он оставался таким же. Молча впустил её, разделся, прошёл в ванную – вымыл руки, прошёл в спальню – переоделся.

Юлька так и топталась в прихожей, вдруг застеснявшись.

Наконец он снизошёл:

– Так и будешь стоять на пороге? – в голосе отчётливо звенел металл.

– Вы на меня злитесь? Что я опять не так сделала?

Он ответил не сразу, сначала впился в неё острым, как бритва, взглядом, словно пытался понять – действительно ли она не понимает. Потом произнёс:

– Ты для чего меня позвала?

– Так ведь поужинать вместе, – удивилась она.

Теперь в его взгляде явственно читалось: ты и правда дура или притворяешься?

– А что ж всю группу не позвала заодно?

Юлька сморгнула. Затем её осенило:

– Так вы из-за Рубцовой рассердились? Но она и так в курсе. Вы же сами у неё про меня спрашивали! Звонили мне с её телефона. Она же не дура, догадалась. И не бойтесь, она никому не расскажет.

– Ты поставила меня в идиотское положение. Мои неформальные отношения с тобой – это уже переходит все границы дозволенного. Такого не должно быть. Нельзя так. Но в этом виноват только я, конечно… Но пьянствовать со своими студентами – это уж вообще ни в какие ворота.

– Но вы же не пили. Рубцова, кстати, тоже. Так что…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Юлька осеклась под его тяжёлым взглядом. Опустила голову, но почти сразу вскинула и с вызовом спросила:

– Вы меня стыдитесь?

– В смысле?

– В прямом. Вы высадили меня тогда за полкилометра от общежития. Чтоб никто вас со мной не увидел? И сегодня… предложили встретиться подальше от института. Тоже поэтому?