Элин Хильдербранд - Босиком

Но в конце концов, разве Вики могла оставить свою лучшую подругу там, в Дэриене, особенно после того как та сообщила ей новость об измене Питера, а за ней — еще более ошеломляющее известие (шепотом, неистово, в три часа ночи по телефону)? Мелани — спустя все это время, после стольких дорогостоящих докучливых процедур — была беременна!

— Поехали в Нантакет! — немедленно выпалила Вики, не размышляя (и не посоветовавшись ни с Тедом, ни с Брендой).

— Хорошо, — так же быстро ответила Мелани. — Я поеду.

Когда такси остановилось у коттеджа тетушки Лив, Вики испугалась, что совершила ошибку. Дом был меньше, чем ей казалось, намного меньше. Это был спичечный коробок; игрушечные домики друзей Блейна и то были больше. Неужели дом стал меньше? Вики была поражена. Она помнила каждое лето, проведенное здесь с родителями, Брендой и тетушкой Лив. Тогда дом казался если не огромным, то, по крайней мере, достаточно большим.

— Он такой прелестный, — сказала Мелани, выходя из такси. — О Вики, он как раз такой, как я себе и представляла.

Вики открыла калитку. Слава Богу, садовники все-таки приходили. Мелани любила цветы. Бледно-розовые розы сорта «Нью-Дон» каскадом спускались по подпорке, а передние клумбы были засажены космеями и голубыми дельфиниумами, а также массивными красивыми цинниями. Вокруг летали бабочки. Лужайка — размером с почтовую марку — совсем недавно была подстрижена.

— А где песочница? — спросил Блейн. — Где горка?

Вики достала ключ из сумочки, открыла входную дверь, сделанную из трех необтесанных планок, и дернула за кольцо. Дверной проем был низким. Когда Вики заходила вовнутрь, она подумала о своем муже Теде, крепком, ростом шесть футов пять дюймов. Тед с самого начала сказал ей, что он категорически против ее поездки в Нантакет. Неужели она действительно хотела провести все лето со своей сестрой, взаимоотношения с которой можно было в лучшем случае назвать нестабильными? И с Мелани Пэтчен, которая нуждалась в помощи так же, как Вики, если не больше? И неужели она действительно хотела, чтобы сеансы химиотерапии — те сеансы, которые, как она надеялась, спасут ей жизнь, — проводились в небольшой сельской больнице Нантакета? Разве это не то же самое, что лечиться в странах третьего мира? «О чем ты, черт побери, думаешь?» — спросил Тед. Он был сконфужен и подавлен. Тед работал в Манхэттене управляющим хеджевым фондом. У него частенько возникали различные проблемы на работе, но он щелкал их как орехи — благодаря животной силе и гибкому интеллекту. Ужасающий диагноз, сомнительный план лечения, а затем безумное решение Вики исчезнуть на лето совершенно сбили Теда с толку. Но Вики не ожидала, что у нее потребуют объяснений.

Вполне вероятно, что это было последнее лето в ее жизни, и ей не хотелось провести его в жарком, душном Дэриене под сочувственными взглядами друзей и коллег. О ее состоянии уже сейчас болтали на каждом углу: «Вы уже слышали? У Вики Стоу рак легких. Врачи назначили химиотерапию, после которой решат, стоит ли делать операцию. Они не знают, выживет ли она». Ей стали присылать еду и цветы, предлагали посидеть с детьми. «Давай мы заберем Блейна. Давай мы заберем малыша. Ты сможешь отдохнуть». В Дэриене Вики была новым объектом для благотворительности. Она уже не могла смотреть на блюда с запеканками и на букеты орхидей. Ее бесило, что к ее детям относятся как к сиротам. Женщины налетели на нее, как саранча, — близкие подруги, подруги подруг и некоторые дамы, которых она едва знала. Тед не понимал ее негодования; он расценивал это как помощь заботливого сообщества. «Поэтому мы сюда и переехали, — говорил он. — Это наши соседи, наши друзья». Но желание исчезнуть возрастало у Вики каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, когда легковой автомобиль марки «вольво» сворачивал на подъездную аллею.

Это мама Вики предложила ей уехать в Нантакет; она и сама составила бы дочери компанию, если бы не столь несвоевременное протезирование коленного сустава. Но Вики ухватилась за эту идею, несмотря на то что мать не могла поехать с ней. Вопрос с коттеджем тетушки Лив разрешился в апреле; теперь дом принадлежал им с Брендой. Казалось, это был знак. Бренда была двумя руками «за». И даже онколог Вики, доктор Гарсиа, дал свое согласие; он убедил ее в том, что химия есть химия. В Нантакете лечение будет таким же, как в Коннектикуте. Товарищи из группы поддержки, которых объединяли общая беда и стандартное медицинское обеспечение, тоже отлично ее поняли. «Наслаждайся жизнью, — говорили они. — Расслабься. Поиграй с детьми. Побудь на свежем воздухе. Пообщайся с сестрой, с друзьями. Полюбуйся звездным небом. Поешь свежих овощей. Попытайся забыть о капельницах, томограммах, метастазах. Сражайся с болезнью по собственным правилам на своей территории. Хорошего тебе лета».

Тед стал заложником внимания жены. С тех пор как Вики узнала о своем диагнозе, она не сводила с мужа глаз — завязывая ему галстук, доставая мелочь из карманов его костюма, насыпая в кофе сахар — в надежде запомнить его, унести его образ с собой, куда бы она ни направлялась.

— Я буду скучать по тебе, — сказала она. — Но все равно уеду.

Коттедж был построен в 1803 году — в те времена, подумала Вики, когда жизнь была одновременно и более суетливой, и более простой, люди были ниже ростом и менее амбициозны. Изначально коттедж состоял из одной комнаты с камином, встроенным в северную стену, но со временем были добавлены еще три небольшие пристройки, служившие спальнями. Все комнаты были маленькими, с низкими потолками; пребывание здесь напоминало жизнь в кукольном домике. И именно это в коттедже больше всего нравилось тетушке Лив. Здесь не было телевизора, автоответчика, компьютера, микроволновой печи и стереосистемы. Это настоящий летний домик, любила повторять тетушка Лив, потому что он побуждал проводить большую часть времени на улице — на веранде за домом, которая выходила в сад, или внизу, на общественном пляже Сконсета. Когда женщины болели раком в далеком 1803 году, не было ни онкологов, ни планов лечения. Женщина работала в полную силу — разжигала огонь, готовила еду, переворачивала белье в котлах с кипящей водой, — пока однажды не умирала, лежа в собственной постели. Так думала Вики, переступая порог дома.

В коттедже было убрано, а матрасы проветрены. Вики уладила все это по телефону; очевидно, дома, пустовавшие по три года, были в Нантакете привычным делом. Запах в помещении был приятным, хотя и несколько излишне оптимистичным, как аромат освежителя воздуха. На полу в гостиной, сделанном из широких замасленных сосновых досок, виднелись следы от каблуков и царапины, оставленные ножками стульев. Оштукатуренный потолок из деревянных балок был низким, мебель старой, словно из Викторианской эпохи: диван тетушки Лив с высокой спинкой, изящный кофейный столик с посеребренным чайным сервизом на бельгийских кружевах, книжные полки, прогибавшиеся под тяжестью летней библиотеки тетушки Лив, камин с железной подставкой для дров, не подходившей по размеру. Вики перешла в маленькую кухню с утварью приблизительно 1962 года — с серебристой отделкой и фарфоровой посудой, на которой были изображены голландские девушки в деревянных башмачках. Счет уборщика был прикреплен к холодильнику магнитом с рекламой закрытого уже несколько лет ресторана «Изысканная свалка».