Сюзан Барри - Звезды Сан-Сесильо

Таверна находилась неподалеку от пристани, и им пришлось немного пройти назад. Сквозь открытую дверь, как водится, неслась музыка, а грубые деревянные скамейки и столы, стоящие на прохладном каменном полу, освещал мягкий свет. Особый шарм таверне придавали тянущиеся по стенам виноградные лозы и множество растений в горшках.

Несмотря на простоту обстановки, вино оказалось лучшим из всех, какие она когда-либо пробовала. Она понимала, что вряд ли является знатоком, но и будучи неискушенной, все же отметила качество этого искрящегося напитка. Он был золотистым, сверкающим, как спелый абрикос, и прозрачным, как стеклышко. Пузырьки воздуха, плавающие в нем, привели ее в восторг.

— За ваше будущее счастье, мисс Уоринг, — официальным тоном провозгласил Хулио Фернандес, — за то, чтобы удача всегда улыбалась вам, и за ваше возвращение в Сан-Сесильо!

— У меня нет никаких шансов вернуться в Сан-Сесильо, — несчастным голосом призналась Лайза.

— А почему?

Сама не понимая почему, она решилась посвятить его в свои дела. Лайза неожиданно рассказала ему, как она копила деньги на этот отпуск, и о несчастье, случившемся с ней буквально накануне отъезда. Вернувшись в Англию, она окажется без работы, и ее тревожило, что это может продлиться очень долго.

Совершив этот экстравагантный поступок — поездку в Испанию, — она практически осталась без средств к существованию.

Фернандес удивился и нахмурил брови. Похоже, что откровения Лайзы слегка шокировали его.

— Но ваши родственники? — поинтересовался он. — У вас нет родителей? Вы совсем одна?

Лайза призналась, что осталась без родителей, когда училась в последнем классе школы, но ей досталось немного денег на обучение, и ее поместили в детский приют.

После окончания школы она работала в двух домах няней-гувернанткой, а в одном — просто гувернанткой ребенка постарше. Наконец она получила работу, которую только что потеряла так неудачно и которая включала в себя столько обязанностей, что фактически она становилась «прислугой на все».

Она без всякого стыда признавалась в этом человеку, сидящему за столиком напротив нее, вероятно потому, что была уверена — после сегодняшней ночи она его больше никогда не увидит. И вообще у нее не было никаких причин скрывать истину, и она заметила, как он смотрит на нее, словно никогда ничего подобного не видел.

— Да, хотя я и сказал, что вы не похожи на Золушку, — заметил он, — ваше будущее так же неопределенно, как и у нее!

— К сожалению, — ответила она, глядя на пузырьки в бокале. — Если не считать того, что с момента, когда Золушка потеряла свой башмачок, у нее все начало складываться удачно!

— Скажите, — осведомился он, — какая у вас квалификация, образование? Вы упомянули, что работали гувернанткой у ребенка старшего возраста. Полагаю, это было труднее, чем присматривать за малышами? Вы успешно справлялись со своей работой? Или она оказалась вам не по силам, ведь вы сами еще так молоды? — Он улыбнулся, стараясь смягчить свои вопросы.

— Нет, я работала вполне успешно. Девочка из-за болезни целый год не ходила в школу, и, по-моему, я ей очень помогла. Во всяком случае — ее серые глаза были полны любви и воспоминаний, — мы полюбили друг друга, и для нас обеих было настоящим несчастьем, когда ей опять пришлось пойти в школу.

— Вы хотите сказать, вам пришлось расстаться?

— Да, но мы до сих пор переписываемся, не только с девочкой, но и с ее родителями. Они прекрасно относились ко мне!

Он бросил на нее задумчивый взгляд.

— Вероятно, им было легко быть с вами добрыми, если вы, как это говорится у вас, у англичан, «делали свое дело».

Она молчала, сердце ее учащенно билось, — несомненно, из-за довольно крепкого вина.

— Позвольте мне кое-что сказать вам, мисс Уоринг, — вдруг сказал он. — Я работаю врачом — у вас это называется врачом-консультантом — в Мадриде. У меня девятилетняя дочь, оставшаяся без матери. Она несколько месяцев была серьезно больна, а теперь, когда дело идет на поправку, мне, как Я уже говорил, хочется, чтобы она некоторое время пожила на берегу моря. Здесь, в Коста-Браве. По-моему, я нашел подходящую виллу, и Жианетта будет под присмотром няни-англичанки. Но няня не всегда справляется с Жиа, вероятно потому, что в Жиа есть что-то от обезьянки, — улыбнулся он, и глаза его смягчились. — Мне кажется, ей нужна именно гувернантка. Молодая, живая и понимающая детей, вероятно похожая на вас.

— Вы хотите сказать… — Лайза почувствовала, что ее сердце оборвалось и снова бешено забилось.

— Я хочу сказать, что если вы останетесь здесь в Сан-Сесильо и получите работу в испанской семье, это решит и ваши и мои проблемы. Если позволите, я стану вашим работодателем!

Это было настолько фантастично, что Лайза точно решила: она опьянела. Не следовало ей пить второй бокал!

Она вообразила себе, что из всех мужчин именно он предлагает ей работу!

Хулио насмешливо смотрел на нее, а она тем временем судорожно подыскивала слова, чтобы достойно принять его предложение.

— Может быть, вы боитесь, что вам будет нелегко привыкнуть к испанскому образу жизни? — предположил он, видя ее замешательство. — Отпуск здесь очень приятен, но сможете ли вы прожить в этой стране несколько месяцев, по крайней мере до осени? Ведь именно этот вопрос вы сейчас себе задаете?

Она покачала головой, и он увидел в глубине ее огромных серых, чисто английских глаз чрезмерное потрясение.

— Нет. Мне бы очень хотелось остаться, но вы… вы же ничего не знаете обо мне! Как вы могли предложить мне стать гувернанткой вашей дочери, если ничего обо мне не знаете?

— Правильно, — согласился он, и его рассудительный, трезвый голос удивил ее. Все тотчас же встало на свои места. — Я же могу навести о вас справки. Вы дадите мне адрес родителей девочки, которая была больна, и я свяжусь с ними. А также с вашей последней хозяйкой, но не бойтесь, я не придам большого значения ее словам, хотя чувствую, мне было бы неплохо поговорить с ней. Ради блага моей дочери, вы же понимаете?

— Разумеется!

На какое-то мгновение Лайза задумалась: а хочет ли она оставаться в Испании? Он очарователен, мягок и вежлив, этот врач из Мадрида, но за этой мягкостью скрывалась непоколебимость и несгибаемость. Он может быть непреклонным, если захочет, и его обаяние — неотъемлемое свойство его происхождения. Оно объяснялось латинской кровью, придававшей горячий блеск его глазам, которые также могли быть холодными как лед.

Хулио чувствовал, что девушка колеблется.

— Ну ладно, — мягко произнес он, — вам решать. Если вы захотите остаться и я получу хорошие рекомендации, я смогу предложить вам работу здесь, в Сан-Сесильо. А тем временем несколько дней вы можете пожить в том же отеле за мой счет. Вас это устраивает, сеньорита?