Ангел с разбитыми крыльями - Янина Логвин

видела таких совершенных людей. Даже со следами аварии на теле, он был идеально сложен и пугающе красив. Как может быть красива статуя, созданная рукой одухотворенного творца, которая одновременно притягивает и пугает взгляд, потому что в такую игру природы сложно поверить.

Его лицо и тело покрывали ссадины, на твердых губах запеклась кровь. Ночью он изучал меня этими губами так внимательно, что я боялась пошевелиться. Понимала, что он бредит и вряд ли осознает, что творит. Пыталась остановить и не смогла. И звать на помощь не могла, чтобы не напугать Мари.

Я сама стала заложницей своего бегства и собственной глупости, некого винить.

Он заметил, что я проснулась, и повернул голову. Остановил на мне взгляд сине-голубых глаз. Таких холодных и бесстрастных в обрамлении темных ресниц, лишенных чувств и эмоций, что этот зимний взгляд ожег, словно льдом.

— Прости. Я был не в себе. И я стерильный, последствий не будет.

Прости? Я на секунду опешила и не поверила. Такие, как он, не просят прощения. Они сама опасность. Сейчас я ощущала это каждой клеточкой тела, застыв в напряжении и страхе.

— Убирайся! Ты получил всё, что хотел. Больше мне нечего тебе дать!

Он огляделся. Обвел взглядом сначала постель, потом комнату.…

Я проследила за ним взглядом и в ужасе обнаружила в кровати свой чёрный парик и раскрытую сумку. Водительское удостоверение на имя Анны Риччи. Коснулась в панике рукой светло-каштановых волос, убирая их с побледневшей щеки.

Никто, ни один человек кроме Мари, вот уже два года не видел меня настоящую. И не должен был увидеть!

Проклятый Адам! Кем бы он ни был, я желала, чтобы он скорее убрался из моей жизни!

Но незнакомцу произошедшего между нами оказалось мало. Словно считав мои мысли, он присел на корточки и ловко достал из-под комода приклеенный к его дну конверт. Сорвал его одним движением и достал документы, которые, я была уверена, надежно спрятала от чужих глаз!

О, нет. Пожалуйста, Святые угодники! Я знала, что он там увидит: мое настоящее имя и фамилию моей дочери. И если он окажется человеком Лоренцо…. меня больше ничего не спасет!

И его не спасет. Потому что мой мучитель не простит ему близости со мной!

Паника вскипятила кровь и заставила вскинуться, уронить с плеч плед, которым прикрылась, но ужас тут же сковал тело холодом. Я скорее прошипела, чем произнесла:

— Кто ты?! — не в силах поверить, что он держит в руках наши с Мари жизни. Что разразившая вчера гроза вновь расчертила мою судьбу на «до» и «после», как уже случалось однажды. И вот я снова готова выть от отчаяния.

Он смотрел в моё лицо, словно запоминая черты или раздумывая над ответом.

— Азраил. Но ты можешь называть меня Ангелом.

Ангелом смерти? Пожалуй. Высокий и гибкий, с сильным телом, покрытым ранами, с ледяной отрешенностью во взгляде, он полностью соответствовал этому имени. И сейчас мог уничтожить меня, просто сообщив братьям Фальконе, что я в Италии.

Иначе зачем ему понадобилось искать мои документы после того, как он обнаружил парик? Если не убедиться, что я — это я, то зачем?!

Но Ангел меня удивил. Вернув паспорт и метрику дочери в конверт, он равнодушно бросил его на кровать к моим ногам.

— Возьми. Твоя тайна меня не касается. Но я не люблю оставлять вопросы без ответов. Что ты помнишь?

Я мотнула головой, ощущая, как его прямой взгляд пригвождает меня к месту. Он хотел знать, что я помню из того, чего знать не должна.

— Н-ничего.

— Как я здесь оказался?

— Ты упал на мою машину во время грозы. И я уже жалею, что не бросила тебя там, на дороге! — внезапно призналась, чувствуя, как в глазах встают слезы. — Кем бы ты ни был, Ангел, уходи, — взмолилась. — Пожалуйста!

В синих глазах ничего не отобразилось.

— Где мы?

Я промолчала, и он сделал ко мне шаг, сухо предупредив:

— Я могу и передумать.… Ева.

Я вдруг поверила. Ночью, в беспамятстве, он не был жесток со мной. Он взял меня, как берут свою женщину — без грубости, но истово, подчиняя своему желанию. Я была для него другой, возможно, его девушкой, которую он почувствовал рядом. Но я знала подобных ему мужчин — они никогда не блефуют и не останавливаются.

— В Верхнем Бергамо! Я снимаю эту квартиру и не хочу впутываться в неприятности, остальное не твое дело! Убирайся! Или… или я вызову полицию!

Его рана на боку вновь кровоточила. Отыскав ванную комнату и душ, он снял повязку, которую я ночью наложила поверх раны, и сейчас кровь стекала на прикрывшее бедра полотенце, но он не обращал на неё внимание.

— Вызывай, — ответил без эмоций. — Сотовый рядом с тобой. Вперед, соле[2]!

Проклятье!

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна еда и одежда. В этой квартире нет мужчин, значит тебе придется ее для меня достать, — озвучил Ангел без предисловий свое желание. — Я пробуду тут пару ночей и уйду.

— Нет!

— Можешь быть спокойна, я не трону ни тебя, ни ребенка. Но сейчас тебе лучше оставить меня одного.… если не хочешь, чтобы я на тебя свалился.

Он всё ещё был бледен и тяжело дышал. Продолжал бесстрастно смотреть, зная, что у меня не хватит сил выставить его из этой комнаты и своего дома.

— Мама.… Мамочка?!

О, господи. Мария!

Закрывшись пледом, я быстро сползла на другой край постели и соскочила на пол, готовая одновременно бежать и броситься на незнакомца, если он вздумает встать между мной и дочерью. Но он стоял, не шевелясь, пока я сгребала с постели свой мокрый парик, сумку, вещи и документы.

Попятившись, выскочила из комнаты и закрыла дверь, оставив его одного.

Замерла перед дверью на мгновение, не в силах поверить в ужас происходящего.

Неужели он и правда собрался здесь остаться — этот пугающий тип?! В моей квартире?!

Я обернулась.

Вишенка стояла на пороге своей спальни, протирая глазки, но увидев всклокоченную меня, мгновенно проснулась и прижалась всем тельцем к дверной стойке. Оглянулась испуганно в сторону входной двери.

О, нет! Только не снова! В такие моменты я ненавидела проклятый клан Фальконе всей душой. Это то, чего я Лоренцо и Гвидо никогда не прощу!

Прошло два года, а мой ребенок продолжал жить в страхе вместе со мной, ничего не забыв. А сегодня опасность в дом я привела сама!

Я подошла к дочери и обняла ее. Поцеловав в лоб, отвела в комнату, чтобы переодеть и одеться самой.