Довод для прощения - Ария Тес

вообще. Вечерами, правда, все также зависает перед телеком, только не муть всякую смотрит, а детские, развивающие передачи. Вместе с внуком.

Так забавно…

Они сидят одинаково, хмурятся, изучают…Сын у меня — огонь! Научился ползать в полгода, а к восьми месяцам впервые встал. На задницу, правда, сразу шлепнулся, но не сильно расстроился по этому поводу. Похныкал пять минут, и то для вида, и опять потянулся на ножки. Первый шаг сделал в год. Прямо на день рождение! К торту потянулся! Я сразу тогда о Владе вспомнила…прорыдала потом очередную ночь, но в тот момент позволила себе улыбнуться и подумать, что любовь к сладкому, видимо, у Доводов в ДНК.

Ходить мы его учили тоже очень забавно. Точнее…папа учил. Я то вообще, как ошалелая была…когда его впервые мне принесли, такая паника взяла: Котик был крупным, — от того все, кто видел меня беременной, думали, что жду я близнецов, — но все равно ведь кроха! Мне так страшно было его поранить, сделать что-то неправильно…уронить. Господи! Я так боялась его уронить! Каждый раз, когда брала на руки, вцеплялась намертво, а одного не оставляла вообще никогда. Если он лежал на кровати, глаз не спускала!

И все равно не уберегла… черт!

Этот ужас случился, как раз в период, когда мы учились ходить. Я Котика все за ручки водила, помогала, показывала, как надо, но он ни в какую! Боялся что ли? Сделает один шаг, и на попу шлёп! А потом со скоростью Флеша уползает…Папа смеялся. Он говорил, что я также делала, поэтому и пошла поздно, и то, наверно, только благодаря маме. Она на рынке увидела новомодные «ходунки» с веселыми огоньками, и купила, не пожалев достаточно крупной суммы для того времени и нашей семьи. Вот и он также: однажды вечером, умудренный опытом, припер дико громкую, веселую игрушку с огоньками и различными кнопочками. Интересными кнопочками. Очень интересными кнопочками.

Боже. Я ее просто ненавидела! Котик напротив. Она ему безумно нравилась, не смотря на то, что он ей все стены на прочность проверил. Кстати, это и была главная причина, по которой я эти ходунки на дух не переносила — малыш, бывало, бежал и с разбегу в угол! Главное, хохочет, а я, кажется, приобрела признаки ранней седины и тахикардию заработала.

Поэтому в тот злосчастный, дождливый день я и не посадила его по-привычному в любимую, гоночную машинку. Деда не было. Папа уехал в командировку на пару дней, и просить было не у кого. Что вы думаете? Значит, сами.

Я буквально на секунду отвернулась, чтобы помешать суп, когда раздался ужасающий грохот и очень-очень-очень громкий плачь. От которого у меня сердце, скорее всего, сократило свою жизнь на пару лет точно. Дальше я помню все урывками: как выбежала в коридор, где мой малыш истошно вопил с огромной ссадиной на лбу, из которой фонтаном лилась кровь. Такого ужаса я не испытывала никогда…даже с Евой мне было не так страшно! Помню, как подхватила его, как побежала звонить папе и в истерике просила помочь. Он сказал — беги к соседке! А дальше я не слушала. Даже, по-моему, звонок не отключила: понеслась, как чокнутая, и слава богу…СЛАВА БОГУ! Лариса была дома!

По итогу, если честно, по большей степени она успокаивала меня…

«Фон…фон…фонтан! Я…на секунду…всего на секунду…» — оправдывалась, громко всхлипывая и заикаясь, пока мой Котик, блин, с интересом разглядывал ее красивый кулон на груди.

Да, цацки мы очень уважаем: и посмотреть, и попробовать, и сорвать, чтобы себе забрать. Как ворона, блин! Но сейчас не об этом…

«Жень, успокойся. Это дети. С детьми всякое бывает…» — она щедро намазала зеленкой совсем небольшую ранку на лбу и заклеила пластырем, — «Ничего с твоим богатырем не будет. Он уже и забыл…малыш, вернешь мой кулон?»

Ага, сейчас. Котика тут вообще больше не было — он крутил красивый камень и наблюдал, как его «внутренности» переливаются на свету.

«Но там…там фонтан был…»

«О да, артериальное кровотечение!» — усмехнулась женщина и посмотрела на меня с теплой иронией, — «Не выдумывай. Ты просто испугалась, а теперь утрируешь…»

«Вы уверены?»

«Жень, я двадцать пять лет работаю хирургом. Успокойся, прошу, а то ведешь себя хуже Константина…»

Константин…так по-взрослому, что я аж сморщилась. Привыкла ведь, что КОНСТАНТИН! у нас исключительно папа…

Кстати, о нем. Вы еще не догадались? Хорошо. «Не моя подружка» — это именно Лариса. Я ведь хорошо помню , как он после произошедшего пошел ее благодарить, а потом стал активнее налегать на тренажеры. Фу, но особенно для филейной своей части. И именно из ее квартиры доносился чудный шлейф малинового варенья. Конспираторы, блин! Но я не давлю. Надеюсь, что скоро они оба будут готовы и во всем сознаются, а пока…что ж? Значит, так надо и им так комфортно.

Ладно-ладно-ладно. Я действительно очень неплохо устроилась. С учебой у меня проблем нет, и получилось сделать так, чтобы я не пропускала год. Никин папа договорился, и я ему за это благодарна. Живу в шикарной квартире, которой мне за глаза и за уши. Папа выполз из своей ракушки и живет полноценной жизнью, строит карьеру, а главное — у меня просто замечательный, любознательный и красивый малыш. У него черные, огромные глазища с невероятно длинными ресницами, губки бантиком и шикарная шевелюра, которой позавидовал бы сам Роберт Паттинсон! А еще я его не убила! Не покалечила. Не испортила ему никак жизнь. Даже от гоночной машинки избавиться удалось без проблем! Она с тех пор из дома была удалена на веки вечные. Я ее видеть больше не могла, Котик тоже потерял всякий интерес. Испугался. Не знаю, чего больше: меня или удара, но теперь он по стеночке передвигался исключительно на своих двоих. Надеюсь, что так он потерял всякий интерес к любому виду экстремального вождения…если не забывать, кто его папаша — это будет очень кстати.

Чего я жалуюсь? Ну правда? Да, в груди у меня полная Сахара и месиво, ну и что? За все надо платить, да и могу ли я что-то изменить? Вряд ли. Просто принимаю данность, поворачиваюсь на бок и закрываю глаза.

Ему нет никакого смысла мне искать. Мстить. Пытаться что-то выяснять. А этот случай в клубе? Да боже! Думаю, что он мне простит маленькую, женскую месть. В конце концов, кроме нее я ничего не сделала.

Да. Простит…

Однако в груди продолжало неприятно вибрировать что-то протестующее.

Нет, Жень, не простит. Все