Греши и страдай - Пэппер Винтерс

мою забинтованную голову, он добавил:

— Ты был вне себя, нес чушь; не просыпался. Врачи считали, что отек может повлиять на твою речь. Что нам было делать? Привязать тебя к байку и тащить с собой, чтобы убить твою плоть и кровь?

Мои кулаки сжались. Кровь капала из моей разорванной вены, быстро заливая весь пол.

Я не мог представить себе, что два брата, которым я доверял больше всех, позволили забрать мою женщину. А потом не пошли за ней в ту секунду, когда ее украли.

«Это не их вина».

«Она твоя, а ты ее подвел, засранец».

«Это все на тебе».

— Блять! — я застонал, разрывая повязку на голове, пытаясь проникнуть внутрь и выключить непрекращающуюся пульсацию. Почему я был таким слабым? Я снова ее подвел!

Комната поплыла; мои глаза работали как неисправный объектив камеры, неспособный сфокусироваться.

— Ты знаешь, что она значит для меня. Ты же знаешь, как она чертовски важна.

Смотря на Грассхоппера, я не мог заставить себя поблагодарить его за его преданность или попытки сохранить мне жизнь. Я не хотел оставаться в живых, если Клео пострадает.

Я заслужил гнить в аду за то, что позволил снова забрать ее.

— Мы сделали то, что...

Я махнул рукой, оборвав его.

— Нет, ты сделал то, что хотел. Не то, что я бы сделал. Ты чертовски хорошо знаешь, что я бы пошел за твоей женщиной — независимо от того, жив ты или, блять, умер, — я ударил себя в грудь и зарычал. — Это то, что я хотел.

— Килл, что нам было делать? — рявкнул Хоппер. — Мы бы пошли на войну за девушку, которая возненавидела бы нас, если бы узнала, что мы ничего не сделали, пока ты истекал кровью. Нет смысла в этой борьбе. Никто не побеждает.

Я не мог понять его логики. Это было неправильно. Смешно. Клео поймет, если я умру, а мои люди спасут ее. Она ожидала такого галантного поступка.

По крайней мере, она будет в безопасности.

Я не хотел слушать гребаный разум.

«Я хочу крови!»

Меня не волновало, что моя задница была видна из больничной одежды. Меня не волновало, что кровь капала с моей руки, пачкая мои босые ноги и пол. И меня определенно не заботила похожая на тиски агония в моем черепе.

Все, о чем я заботился, была Клео.

Тошнота исчезла, и я бросился на Хоппера. В мешанине из кожи и больничного халата я прижал его к двери, обхватив пальцами его шею.

— Мистер Киллиан, отпустите его! — крикнул доктор, хлопая меня блокнотом по плечу.

Я проигнорировал его, как лев игнорирует блоху. Он был ничем.

Однако прилив энергии в сочетании с движущимися нерешительными ногами заставил меня сжать горло Хоппера больше из-за поддержки, чем из-за ярости. Мое зрение потемнело. Я моргнул, пытаясь разглядеть его.

— Сколько? Как долго я отсутствовал?

Мо предупреждающе хлопнул меня по руке, оттаскивая меня от Хоппера.

— Отпусти его, тогда мы тебе расскажем.

Мой мозг был не в порядке. Последовательности чисел, на которые я полагался всю свою жизнь, укоренившиеся знания и интеллект, которые я считал само собой разумеющимися, были приглушены… потускнели. Пропали из-за урагана боли и отека. Мой нрав был чертовски безумным.

Грассхоппер не пытался убрать мою руку. Вместо этого он стоял, неглубоко дыша, пока я медленно его душил.

— Два дня.

Мой мир разбился.

Я стоял на грани самоубийства.

«Не отключайся. Не. Отключайся».

Моя головная боль поглощала меня, пока я не почувствовал уверенность, что взорвусь на гребанные частицы и сожгу весь мир своей яростью.

Отпустив его, я попятился.

— Два дня?

Два гребаных дня, когда мой отец мог сделать с ней все, что угодно.

Хоппер съежился на моих глазах.

— Рубикс забрал ее около пятидесяти часов назад.

Я пошатнулся. Я, блять, пошатнулся.

— Пятьдесят часов?

Я ничего не мог сделать, кроме как повторить его слова. Это было все, что я мог, чтобы заставить себя говорить на английском и не вернуться к примитивному ворчанию и рычанию.

Я не был человеком. Я был животным. Животное, пускающее слюни при мысли о том, чтобы разорвать моих врагов на части за то, что они сделали.

— Почему меня так долго не было?

Мо ответил:

— Тебя несколько раз ударили по голове бейсбольной битой. Сканирование показало...

— Результаты ПЭТ, МРТ и компьютерной томографии подтвердились, — вмешался врач. (прим. пер.: Позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) - это метод функциональной визуализации, который использует радиоактивные вещества, известные как радиотрейсеры, для визуализации и измерения изменений в метаболических процессах и других физиологических активностях, включая кровоток, региональный химический состав и абсорбцию.)

Я совершенно забыл, что он все еще там.

— У Вас волосяной перелом черепа и сильный отек префронтальной коры.

Я обратил свое внимание на мужчину, который сильно меня бесил. Я не хотел слышать, что со мной случилось. Разве он не понял? Все это не имело значения!

— Мы продержали Вас в искусственной коме тридцать шесть часов, надеясь, что отек спадет до приемлемого уровня.

— Ты. Сделал. Что? — мое сердцебиение взорвалось. — Ты держал меня под наркотой, когда моя женщина была там с мужчинами, которые без колебаний изнасилуют и убьют ее?

Я не мог поверить в это дерьмо.

— Вам нужно вернуться в постель, мистер Киллиан. Отек не уменьшился так сильно, как я надеялся. Ваша ярость — это побочный эффект вашей травмы. Префронтальная кора отвечает за абстрактное мышление и анализ мыслей. Она также отвечает за регулирование поведения. Я не верю...

Я смеялся.

— Шишка на моей гребанной голове — не причина моего поведения; это потому, что моя женщина пропала.

Мо встал перед доктором.

— Килл, это серьезно. Если ты не позволишь себе вылечиться, ты можешь пострадать от долгосрочных последствий.

— Да, вроде… э-э… — встрепенулся доктор. — Ваши нормальные реакции и моральные суждения могут быть нарушены. Выбор между правильным и неправильным может быть поставлен под угрозу. Вы не сможете так быстро предсказать вероятные результаты. Префронтальная кора головного мозга управляет социальными, эмоциональными и сексуальными побуждениями.

— Мне, блять, плевать! — взревел я. — Все, о чем я забочусь, — это ее безопасность. Исцеление может прийти позже.

— Но Вы можете не вылечиться правильно, если еще больше навредите себе! — закричал доктор, наконец, показав яйца. — Я отказываюсь выписывать Вас, пока Вы не поправитесь. Вы мой пациент.