Греши и страдай - Пэппер Винтерс

которые продолжали манипулировать мной по своей прихоти.

«Они должны умереть».

Им нельзя было позволить жить, потому что они никогда не будут удовлетворены. А мужчинам, которые никогда не могут быть удовлетворены, нельзя было доверять.

Артур «Килл» Киллиан, мой любовник с детства, зеленоглазые Весы, хотел смерти этих людей.

В течение восьми долгих лет он строил месть и планы, чтобы потребовать расплаты за все, что они отняли.

«Он хочет их крови».

«А теперь... я тоже».

Меня звали Клео Прайс. У меня было так много имен. Сара Джонс умерла в тот момент, когда я добровольно отправилась в эту безумную одиссею — точно так же, как Клео умерла в ночь, когда выползла из горящего здания. ФБР пыталось защитить меня, пока не найдут истинного виновника моего покушения. Но теперь Клео возродилась, и я не только помнила свое воспитание… здоровенных мужчин, сигареты и сражений на задних сидениях Харлеев и чопперов… но я также вспомнила о клее, образующем наши коммуны: месть.

Месть тем, кто угрожал нашим близким. Быстрое наказание любому предателю. В нашем мире правила общества не имели значения. Мы следовали нашим собственным черно-белым законам без снисходительности и быстрого наказания.

И эти люди заслужили суровое наказание.

«После того, что они сделали со мной… с Артуром».

Месть была уже не только для Артура, по крайней мере, не в одиночку.

«Я помню, что они с ним сделали».

Когда я пыталась вспомнить, я больше не видела пустоты. Я видела все, что случилось той роковой ночью, и мне нужно было спасти его от ненависти к себе.

Артур Киллиан убил моих родителей.

Он нажал на курок и положил конец их жизни.

«Но все намного сложнее».

Однако в то же время это было чрезвычайно просто. Он был невиновен, и я позабочусь о том, чтобы виновные заплатили. Я гарантирую, что их зло будет уничтожено на вечность.

Усевшись на кровать повыше, я приняла свою холодную убежденность и обратила свои мысли к текущим событиям.

Сколько часов прошло с тех пор, как я оставила Артура без сознания, истекающим кровью?

Был ли он еще жив?

Мог ли он прийти за мной?

«Он придет за мной, если сможет».

Я не сомневалась в этом ни на секунду. Но и ждать его я не могла… на всякий случай.

«Не думай так».

Я сползла с матраса, оставив позади покрытую ромашками простыню, так похожую на мою старую комнату детства, затем обошла маленькое пространство в поисках слабых мест для побега.

Я уже делала это, когда только приехала.

Как давно это было?

Как и раньше, дверь была заперта.

Окно все еще закрыто решеткой и заперто. Стекло выкрашено в черный цвет снаружи, загораживая свет и время.

Единственным светом была прикроватная лампа, достаточно яркая, чтобы прочесть заявление полиции, по которому Артур был отправлен в тюрьму за преступление, которого он не совершал.

«Что ж, он это совершил...»

Вздохнув, я развернулась на месте. Комната была гробницей, из которой нет выхода.

Как жаль, что я не была такой глупой. Мое безрассудство привело меня сюда. Как только меня позовут, я пойду на бойню, как ягненок.

Я была здесь — в их власти, а Артур был один, истекающий кровью… возможно, мертв.

«Перестань так думать».

Глубоко вздохнув, я приготовилась ко всему, что будет дальше.

«Есть оружие?»

Мои глаза скользили по бесполезному покрывалу и пустому комоду.

«Никакого оружия».

Мурлыканье двигателя за затемненным окном вызывает в воображении древние воспоминания о том, как нас убаюкивает ворчание мотоциклов и мужские голоса.

Мое сердце затрепетало, растягиваясь от этой мысли.

«Я дома».

Стиснув зубы, я покачала головой. Я не была дома. Я могла быть на расстоянии от обугленных останков моего собственного дома, но это не был дом. Уже нет. Не после бойни и предательства.

Эти люди мне не друзья. Они не были спасителями моего детства, которым я слепо доверяла.

Они были причиной того, что последние восемь лет я прожила в другой стране. Почему я провела подростковые годы в приемной семье, и почему мой мозг был сломлен.

Скотт «Рубикс» Киллиан с большим удовольствием снова приветствовал меня в его лжи и предательстве.

В глубине моего горла ощущался резкий привкус — остаточный эффект от наркотического опьянения. Я не знала, что они пустили мне в вены, но эффект от этого длился намного дольше, чем я хотела. Я боролась с вялостью в крови, стараясь держать свои мысли в порядке.

«Не сдавайся».

Я снова дернула дверную ручку. Все еще заперта.

Подойдя к окну, я потянула за раму. По-прежнему неподвижна.

Падая на колени, я пыталась разорвать ковер, отчаянно нуждаясь в оружии или свободе, но потрепанное покрытие было приклеено намертво.

Разочарование сжало мои легкие тисками.

— Черт возьми! — поднявшись на ноги, я провела руками по волосам. — Должен быть выход.

Но его нет.

Пришлось уступить.

Я была заперта здесь — так долго, как они хотели, и я ничего не могла с этим поделать.

 

 

Глава вторая

Килл

 

Я был сталкером.

Черт, я даже исследовал определение, чтобы узнать, правдиво ли оно. Так и было. Я сознательно следил, наблюдал и возжелал Клео Прайс. Я признал это. Я был влюблен в ребенка. У меня были грязные мысли о девушке, у которой еще даже не было сисек. Но это меня не остановило. Мне стало хуже. Потому что я был не только сталкером, но и наркоманом. Я зависим от любого взгляда на нее, любого звука ее голоса, любой надежды на то, что я когда-нибудь смогу ее заслужить.

— Артур, четырнадцать лет.

 

 

— Что за хрень?

Я попытался сесть, глядя на Грассхоппера и Мо.

— Дайте мне встать, засранцы!

Комната отказалась оставаться на месте. Границы моего зрения были нечеткими, и ужасный стук в моем черепе не давал мне ни черта передохнуть.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Мое дыхание было прерывистым и коротким; мои глаза горят от дьявольских люминесцентных ламп наверху.

«Где я, черт возьми?»

«Где Клео?»

Ярость заглушила мою боль, дав мне временную власть. Я отодвинул в сторону удерживающие меня руки и ударил по лицам моих похитителей.

Мои костяшки коснулись плоти.

В квадратной белой комнате раздался рев.

— Господи, мужик!

Непрекращающийся писк прорезал мои барабанные перепонки, превратив головную боль в гребаный духовой оркестр ужаса.

Я никогда не поддавался панике, но не мог сдержать всепоглощающее ощущение того, что произошло что-то ужасное.