Два плюс два или строптивая любовь майора Белова - Алекс Коваль

И чувствую я себя сейчас, следуя за руку с Назаром в открытую кабину колеса обозрения, непривычно. Такое точно не вписывается в формат наших отношений. Но мне нравится.

А какой девушке не понравится? Тем более с таким, как Белов. Да на него каждая вторая в парке заглядывается! Миленка и подавно все губы искусала от зависти.

Я краем глаза видела ее, когда мы шли на выход из парка. Ее взгляд обжег мою ладонь, что покоилась в захвате Назара. И это она еще не знает, что в тот вечер, когда она звала его на свою «шарлотку», спасатель предпочел приехать ко мне… кхм, на кекс.

Хах!

Я не вписывалась ни в какое соревнование за мужское внимание, но мне приятно оказаться случайной победительницей в этом забеге.

Мы с Беловым заходим в кабину. Садимся напротив друг друга. Я лицом к морю, Назар к горам. Хотя, конечно, смотрит он не на окружающие пейзажи. А на меня.

Я чувствую его взгляд все то время, что колесо медленно поднимает нас вверх, открывая взору все новые и новые сумасшедшие виды.

– Уже не помню, когда последний раз каталась на таком, – говорю я. – Давно забытое чувство. Как будто в детство окунулась.

– Я тоже давненько не катался, хотя раньше часто бывал в этом парке, – говорит Назар.

– Раньше?

– Олеся любила сюда ходить.

– Олеся? Это твоя бывшая жена?

Белов кивает.

– Вы… она… – облизываю я губы, пытаясь подобрать слова, чтобы тактично поинтересоваться: куда женщина исчезла из его с дочерью жизни.

– Она умерла, когда Тасе было полгода.

Такого ответа я не ожидала совсем. Он оглушает. Тяжелым камнем ложится на сердце. Мне становится грустно. За Назара. Почему-то я уверена, что его жена была замечательной женщиной. Другую бы такой, как Белов, в жены не взял. У них могла бы быть чудесная семья. Полный дом. И, возможно, уже не один ребенок.

Почему судьба ее забрала?

Как это произошло?

– Что с ней случилось? – спрашиваю я, не сдержав своего любопытства.

– Запретная территория, – улыбается Назар одними губами. – Не хочу об этом говорить, Жень. Не в этот момент, во всяком случае.

– Я поняла. Прости.

– Все нормально. Тебе не за что извиняться.

– Знаешь, – хмыкаю и отщипываю кусочек ваты, скармливая его мужчине, – по-моему, нам пора придумать стоп-слово для таких случаев. Когда кто-то из нас заходит туда, куда заходить не следует.

– Отлично, – посмеивается мой спутник и подается вперед, упирая локти в колени. Теперь он так близко, что наши лица разделяют не больше пары десятков сантиметров. Мои ноги оказываются между его разведенных в стороны ног. А его ладони, сцепленные в замок, ложатся мне на колени. – Например, какое?

– М-м, как насчет «баклажан»?

– Ты ведь не серьезно? Почему «баклажан»?

– Первое, что пришло на ум.

– Странные у тебя ассоциации, Ежова.

– Хорошо, а какие у тебя ассоциации со стоп-словами?

– Не-а, мои мы даже рассматривать не будем. Такие на людях произносить стыдно. Баклажан так баклажан.

– Извращенец вы, майор! – цокаю я.

Назар улыбается.

Я бросаю взгляд в окно по правую руку. Мы уже на достаточной высоте, чтобы увидеть все спортивные олимпийские объекты. Арены, стадионы, огромную площадь, эстакаду, где когда-то зажигался огонь и фонтан. Олимпийский парк наводнили велосипедисты, самокатчики, скейтбордисты и просто гуляющие – там сегодня, как и в парке, многолюдно.

Хотя сегодня везде многолюдно! На набережной и пляже тоже не протолкнуться. В такой солнечный майский день город заполонили местные и туристы, прилетевшие на праздничные выходные.

Задумавшись, не сразу замечаю, что подол моего платья начинает ползти вверх по ноге, задираясь. Поняв это, машинально тяну руку, чтобы одернуть его.

Чувствую прикосновение к своему голому колену. Подушечки мужских пальцев пробегают по моему бедру. Вырисовывая круги, пробираются дальше, задирая платье выше.

Мое дыхание учащается. Кровь приливает к щекам. Я бросаю вопросительный взгляд на Назара. Прямо поверх ткани накрываю своей ладонью его, замершую у самого края трусиков, к которым этот шустрый наглец успел подобраться.

– Ты чего делаешь? – спрашиваю тихо, будто на высоте в шестьдесят метров над землей, в наглухо закрытой кабинке нас может кто-то подслушать.

– Не могу на тебя насмотреться. Ты сегодня правда очаровательна в этом платье, Жень….

– И именно поэтому ты решил его с меня снять прямо в центре парка?

– Ну, не настолько, конечно, – смеется Белов. – Тем более, мы уже едем вниз. Ничего, что предполагает раздевание, сделать уже не успеем. Но, думаю, поцеловать тебя времени мне хватит.

– А если я откажусь с тобой целоваться? – наклоняюсь я вперед, замирая в сантиметрах от губ Назара.

– А ты откажешься? – играет он кончиком своего носа с моим.

– А ты попробуй и узнаешь…

– Иди ко мне, – шепчет мне в губы мужчина и обхватывает одной рукой за затылок, а второй за талию, перетягивая на свою сторону кабинки. Каким-то немыслимым образом умудряется усадить к себе на колени на такой узкой скамейке. Накрывает своими губами мои губы в тягучем и сладком, как патока, поцелуе. Играет своим языком с моим. Неторопливо ласкает, смешивая наше дыхание, ускоряя наши сердца, разгоняя по венам взбудораженную близостью кровь.

Назар целует так мягко и нежно, как ни разу не целовал до этого. Без дикого и яростного напора, будто совершенно никуда не спеша. Будто у нас в этой кабинке впереди целая жизнь, а не жалкие пять минут до финала круга. Целует так, что все установленные нами ранее границы окончательно смазываются, превращаясь в нечеткую тень…

Кабинку колеса мы покидаем слегка помятые. Оба. На выходе Назар одергивает подол моего задранного на попе платья. Я одергиваю край его футболки.

На пять минут оставляю мужчину одного, исчезая в уборной. Там поправляю макияж, прическу и ругаю себя за окончательно поплывший взгляд в отражении зеркала.

Так нельзя, Женя!

Так неправильно, Женя!

Но Жене так хочется…

Женя впервые за много-много лет почувствовала себя настоящей девочкой…

Ой, опасно это все, Ежова! Заметить не успеешь, как прилетит по сердцу отдача. Чем его – разбитое – латать будем?

Из уборной я выхожу, собравшись с духом и отбросив наваждение. Только заставляю щебечущих над головой романтичных птичек сдохнуть, как Назар вновь умудряется вдохнуть в этих тварей жизнь.

Ну, что за мужик, а?

Он стоит и ждет меня в центре площади с гелиевым шариком в виде сердца. Красным, фольгированным, красиво переливающимся на солнце шариком.

Маленькая впечатлительная девочка внутри меня падает в обморок от счастья. Наверное, это прозвучит ужасно, но мне никогда в жизни не дарили воздушные шары. Детство и юность у меня были