Анна Берсенева - Единственная женщина

— И вы ни в чем себя не вините? — спросила Рита. — Мне кажется, это произошло с ним именно после расставания с вами…

— Я виню себя, хотя и понимаю, что не виновата перед ним, — ответила Лиза. — Что я могла сделать, Маргарита Семеновна? Я не любила его, и он это знал. Я никогда не говорила ему, что люблю его, и ничего между нами не было. Вы мне не верите? Поймите, я могла бы ничего этого не говорить вам, и никому другому я и не стала бы этого говорить. Но с вами связаны счастливые воспоминания — и с Павлом, с Гришей…

Рита слушала ее внимательно. Налет равнодушной светскости совершенно исчез с ее лица, оно вдруг стало казаться старше. Видно было, что Лизины слова затронули какие-то живые струны в ее душе — может быть, те самые, из-за которых любил ее Юра…

— Вероятно, так оно и есть, — задумчиво произнесла она. — Но к Юре, наверное, вы относитесь иначе?

Лиза ожидала этого вопроса, но он все-таки смутил ее.

— Я… Простите, Маргарита Семеновна, я не могу вам ответить. Я работаю у Юры, мне приятно его общество, и ему, кажется, тоже — это все, что я могу сказать.

— Он редкий человек, — сказала Рита.

— Я знаю, это сразу понятно.

— И он любит свою жену, учтите. Может быть, вам показалось, что это не так: они подолгу живут порознь, она очень независимая деловая женщина. Но это какой-то особый роман, я с самого их детства наблюдала за его развитием. Видите ли, Лиза, — Рита неожиданно назвала ее по имени, — они оба мало значения придают постороннему мнению, для них обоих важнее то, что думают они сами, а не окружающие, потому они и живут так, как считают для себя возможным. Он дорожит Юлей, гордится ею, это всегда так было, с самого детства, можете мне поверить.

— Но… Зачем вы говорите мне об этом, Маргарита Семеновна? Разве я претендую на…

— Может быть, и не претендуете, — остановила ее Рита. — Я только хочу вас предупредить, что и не надо претендовать — для вашей же пользы. Вы стали мне очень симпатичны — мне было бы жаль, если бы вас постигло разочарование. А еще больше мне не хотелось бы, чтобы Юрина жизнь осложнялась — у него и так забот достаточно, даже к старой тетке не мог вырваться!

Она легко поднялась с кресла, Лиза тоже встала.

— Вы зашли бы к Берсеневу, — сказала Рита. — Он рад вам будет, зря вы стесняетесь. Ваше платьице ведь он делал? Оно очаровательно, но это слишком характерный фасон, он был моден в прошлом году. Никита с удовольствием придумает для вас что-то новое — ведь вам, наверное, неплохо платят в Юриной фирме? А теперь извините — я должна идти к гостям.

Лицо Риты снова стало непроницаемым для любых чувств, кроме ни к чему не обязывающей любезности.

«Может быть, никакого «света» и нет на самом деле, — подумала Лиза, — и эти пищеславцы, конечно, смешны, но в Рите есть что-то заставляющее брать себя в руки…»

Она вошла в гостиную одновременно с Юрой.

— Я очень советую вам подумать, Юрий Владимирович! — громко сказал ему вслед лысеющий собеседник. — Мое предложение может оказаться для вас решающим!

Не отвечая Петру Григорьевичу и даже не оглядываясь в его сторону, Ратников подошел к Лизе.

— Извини, я задержался.

— Ну что ты, Юра! Мы с Маргаритой Семеновной пока поговорили…

— Да? — удивился он. — Не напугала она тебя? Ритуля любит холода напускать!..

— Нет, вовсе нет. У нас с ней были общие знакомые.

— Лиз, а тебе не надоело здесь? — спросил Ратников. — Я бы, честно говоря, поболтал еще с Ритулей пару минут — и ушел. Скучно здесь, ей-Богу! Как ты на это смотришь?

— Как хочешь, Юра.

Видно было, что настроение у него испортилось — похоже, что после разговора с Петром Григорьевичем. Он быстро подошел к Рите, и Лиза увидела, что они скрылись в той самой «комнате бесед».

Пока Юра беседовал с хозяйкой, Лиза рассматривала его недавнего собеседника, который успел вернуться к своим дамам. Она еще раз убедилась, что первое впечатление не обмануло ее: как ни старался этот Петр Григорьевич принять вид добродушного любезника, в каждом его взгляде чувствовалась внимательная жесткость и даже — как ей показалось — готовность к мгновенному удару.

Она заметила, что и его внешняя мешковатость на самом деле больше похожа на пружинную мощь, словно он был не посетителем светской гостиной, а сотрудником псковитинской службы…

Впрочем, ей не пришлось долго разглядывать этого человека: вскоре вернулся Юра.

— Пойдем? — спросил он. — Можешь не прощаться с хозяйкой, здесь не принято. Она, кстати, очень хорошо о тебе отзывается, просто удивительно для Ритули! Говорит, ты одушевляешь любой разговор. Она, правда, считает, что это необязательно, хотя и привлекательно.

Они незаметно прошли к выходу. Стоя у лифта, Юра сказал:

— Извини, Лиза, я отнял у тебя вечер. Было скучно, смешно — даже мне, а уж тебе-то точно. Мы с тобой потом куда-нибудь еще пойдем, да? Куда-нибудь, где шумно, весело, много молодых и веселых людей — тебе ведь это нравится?

— Почему ты так решил? — удивилась Лиза. — Особенно про молодых и веселых…

— А почему бы и нет? Ты сама молодая, веселая и красивая, тебе должно быть скучно киснуть в гостиной с пищеславцами. Да мне и самому скучно, я же говорил. Спасибо тебе — без тебя мне вовсе тошно было бы. Я ведь не хожу теперь по таким местам.

Они вышли на улицу, остановились у подъезда.

— А раньше ходил? — спросила Лиза.

— Раньше… Давно, лет пятнадцать назад. Был один человек, который водил меня по разным этим… пищеславцам, вещетворцам. Их же много тогда было — ковчежники еще, да всех не упомнишь!

— И тебе это нравилось? — удивилась Лиза.

— А чему ты удивляешься? Мне же восемнадцать тогда было, я ко всему присматривался, во всем искал что-то… относящееся ко мне. А они ведь не только похлебку едят, там много слов было таких… завораживающих — про невольный храм и веселую мудрость… Что ты, Лиза! — Он снова повеселел, улыбнулся. — Чуть не свихнулся, голова шла кругом! Ты представить себе не можешь, как меня начало это угнетать — вот то, что ничего нельзя с этим сделать, понимаешь? Все эти мысли, эти образы жизни, связанные с людьми и втягивающие меня — они есть, но непонятно, что мне с ними делать — такому, какой я есть! Сейчас кажется смешно, а тогда… Чуть не дошел до депрессии. Но что об этом вспоминать!

— Не знаю… — медленно произнесла Лиза. — А мне не верится, чтобы меня могли любые слова заворожить, если их станет произносить тот, в мятом пиджаке…

— Ты — другое дело, — Ратников коснулся ее руки легким своим, неуловимым движением. — Ты вообще не поддаешься неживым идеям, да?