Вероника Кузнецова - Робин

— Энн, малышка, ты очень расстроена? — с нежностью спросил мистер Белл.

— Нет, папа.

— Не может быть! Ты была так счастлива, когда получила куклу, и вот…

— Энн — умная девочка и понимает, что, если захочет, получит другую куклу, — вмешался отец Уинкл. — Можно купить такую же.

— Спасибо, — поблагодарила девочка.

Мой отец вышел из оцепенения, но, вместо того, чтобы сказать мне ободряющее или осуждающее слово, повернулся и покинул нас. Я с тоской глядел ему вслед.

— Пойдём, Фред. Отец Уинкл, вы идёте? Мама, позвольте…

Леди Кэтрин вырвала свою руку из руки сына и ушла вслед за моим отцом. В лице мистера Эдварда ничто не дрогнуло.

— Робин, я верю, что это сделал не ты, — сказал он, собираясь уйти вслед за остальными, но напоследок заметил мои засунутые в карманы для придания независимости руки. — Вынь руки из карманов.

Слуги тоже разошлись, взволнованные и обеспокоенные. На мнение Рыжей и миссис Джонсон речь мистера Эдварда, как и следовало ожидать, не повлияла. Мы с Энн остались одни.

— Это, правда, сделал не ты? — спросила Энн.

— Клянусь, что не я.

— Я рада, что не ошиблась, — очень серьёзно сказала она. — Мне всё это очень не нравится, но я всё равно счастлива, что ты не такой, как говорит мисс Агнес.

Она ушла, и сразу же появился Поль.

— Не хотелось влезать в этот пчелиный улей, — высокомерно поморщился он. — Было бы из-за чего устраивать такой крик. Подумаешь, куклу разбили! Энн давно пора перестать играть в куклы, но она у нас всё ещё считается маленькой. Удивляюсь, что она так спокойно перенесла тяжёлую утрату. Может, наконец-то начинает умнеть?

Поль совсем не знал своей сестры. Он считал её дурочкой, не желающей выходить из детского возраста, а ведь за её поведением что-то крылось. Едва я подумал об этом, как на меня повеяло холодом от загадочного сходства куклы из моего сна, таинственной девочки-куклы и куклы, подаренной моим отцом и изувеченной неизвестным. Не окажется ли мой сон пророческим? И хорошо, если пророчество уже исполнилось. А если нет? Кто-то со злобной жестокостью расправился с куклой. Кто? Почему? Кому досадила Энн? Всё это представлялось мне дьявольским наваждением.

— Как ты думаешь, кто мог это сделать? — спросил я.

— А разве это не ты? — удивился Поль.

Я пропустил нелестное высказывание мимо ушей.

— Подумай, кто может ненавидеть твою сестру?

— Кто может её ненавидеть? Да никто. Все в ней души не чают. Дорогая Энн! Деточка! Малышка! Девицу скоро замуж выдавать, а над ней сюсюкают, как над младенцем.

Насчёт замужества он явно перехватил, хотя у нас проститутками становились даже такие крошки.

— Вы с Энн надолго приехали?

— Я, к счастью, послезавтра уеду, а Энн с отцом поживут здесь. Отцу внезапно пришло в голову, что мне вредно болтаться без дела, и он отсылает меня до конца каникул в Европу.

Я понимал, что внезапность такого решения связана со мной и моей злосчастной профессией, но пока не мог изменить мнение окружающих обо мне. Да ещё этот странный случай с куклой.

— Одного? — спросил я.

Я был удивлён, потому что такого растяпу страшно было бы отпустить без присмотра даже на соседнюю улицу.

— К сожалению, нет. Придётся тащить за собой мистера Симмонса, моего прежнего наставника. Он мне, конечно, будет досаждать, но другого выхода нет.

Кажется, этот самовлюблённый дуралей не придавал значения истории с куклой и считал её забавным эпизодом. У меня даже возникло подозрение, что он сам всё подстроил, но я легко поборол это чувство.

— Вообще-то я не рассчитывал уезжать. У меня здесь неподалёку есть приятели, и мы любим собираться вместе, а раз у меня теперь имеется потрясающий костюм для верховой езды, я бы обязательно завёл разговор о лошадях и как-нибудь незаметно натолкнул бы их на мысль о прогулке…

Он разглагольствовал очень долго, а потом предложил прогуляться. По-привычке, я пошёл было к чёрному ходу, но он меня остановил.

— Куда ты? Там живёт большая собака неопределённой породы и злобного нрава, и лучше не показываться ей на глаза. С ней могут сладить только старый Вениамин, старуха Джонсон и молодая служаночка недурной наружности.

— А также я.

— Ты???

Он пожелал удостовериться, правду ли я говорю, и, стоя в дверях, смотрел, как я здороваюсь с Рваным.

— Знаешь, я просто потрясён, — искренне признался он, когда я вернулся к нему. — Как это тебе удалось?

— Я умею и не такое, — усмехнулся я. — Отец не ошибся, назвав меня Робертом в честь Робин Гуда.

— Это был всего-навсего разбойник, — пренебрежительно возразил Поль. — Если бы тебя послушали мои друзья, они подняли бы тебя на смех, но я буду снисходителен. Твой отец, наверное, тоже был чем-то вроде разбойника? Или просто вором?

Мне очень хотелось дать ему в ухо, но я сдержался.

— Он был вором, притом хорошим вором, но я был не хуже. Я мог бы стащить твои часы, просто проходя мимо, когда ты глазеешь на витрину.

— Будет сочинять! Может, ты и стащишь бумажник у ротозея, который его не спрятал, но не мои часы.

— Не веришь? Иди сюда.

Я видел, как он прикреплял цепочку к карману, так что моя задача была простой. Я вывел Поля во двор и, пока он с испугом глядел на рванувшегося к нему Рваного, прошёл мимо, слегка его толкнув.

— Ну что? — спросил я.

— Да ничего. Как посмотришь на этого зверя, все поджилки трясутся.

— Ты следишь за своими часами?

— А ты как думал? Ой, где они?

Я покачал их на цепочке и протянул растяпе. Он сперва опешил, а потом недовольно сказал:

— Так каждый может. Конечно, выбрал момент, когда я думал только о собаке… Странно, что я ничего не почувствовал.

Я засмеялся, а он прикрепил часы на место.

— Ты решил навсегда порвать с прежней жизнью? — спросил он.

— Да.

— Несмотря на свой талант? — улыбнулся он.

В сущности, он был добродушным малым, хоть и не особо умным.

— Больше он мне не понадобится, — сказал я. — Пущу свои способности на что-нибудь другое.

— Дядя Эдвард сказал, что ты приёмный сын дяди Чарльза. Твой настоящий отец умер?

— Его убили. Забили насмерть.

Поль передёрнул плечами.

— Да, не повезло. А известно, кто?

— Нет. Он не мог говорить.

— А у меня убили мать. Ты ничего об этом не слышал?

— Нет.

Поль откровенно и без утайки поведал мне всю историю, которую я с трудом выудил у садовника.

— Так мы с Энн остались без матери, а дядя Эдвард — без жены и без сына. Мой отец после этого слёг и долго лежал в горячке. По-моему, он до сих пор не может опомниться. Дядя Эдвард легче перенёс потерю, наверное, потому что женился не по любви, а из чувства долга.