Розанна Спайрс - Бездонный омут

— Я мечтала выйти за тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились.

— Людям свойственно меняться, дорогая. Я этого боялся.

— Но ведь не я была настроена против брака, — удивленно подняла голову Люси, — а ты. Я уже и не надеялась, что ты когда-нибудь сделаешь мне предложение. Как ты решился на этот шаг? Что заставило тебя изменить мнение о семейной жизни?

— Ты. — Он произнес это слово так, словно оно шло из самой глубины его сердца. — Я начал меняться с той минуты, как встретил тебя, но этот процесс был долгим и трудным. Мне надо было так много прояснить и преодолеть, что это заняло целых два года. Ты была права, несчастный случай с Мегги — это знак судьбы.

— Я же тебе говорила, — с любовью глядя на него, улыбнулась Люси. — Я знала это с самого начала и молилась, чтобы она поменьше страдала. Но с той минуты, как ты появился в Бенморе, все пошло на лад.

— Все начало меняться гораздо раньше. Задолго до несчастья с Мегги и даже до ее свадьбы. Теперь я понимаю, что это началось в ту ночь, когда я впервые встретил тебя и увидел в твоих прекрасных глазах свое отражение. — Люси внимательно смотрела на него. Он улыбнулся, прочитав ее мысли. — Ты знаешь, почему я сразу влюбился в тебя? Потому что ты рассказала о гибели своих родителей, и я понял, что наши судьбы во многом похожи.

Люси не сводила с Роберта глаз, только теперь сообразив, каким ударом и одновременно импульсом стали для него те ее слова. Она до сих пор помнила каждое мгновение того вечера.

— Ты можешь повторить все снова, Люси? — спросил Роберт, касаясь губами ее виска.

— Я сказала: «Мои родители умерли, и какая-то часть меня навсегда умерла вместе с ними», — прошептала она и вздрогнула, по-новому осознавая силу взаимной любви, которая захватила их с первого взгляда, все глубже и глубже затягивая в свой бездонный омут.

— Точно такие же чувства испытывал и я. — Глаза Роберта стали влажными. — Уже в ту первую встречу я хотел рассказать тебе историю своей жизни, но мне было очень трудно заговорить на эту тему.

— Ты привык скрывать свои эмоции. — Голос Люси дрожал от переполнявшей ее любви.

— Да. Но я знал, что ты — единственная, кому я могу довериться, и понимал это уже тогда, на самой первой вечеринке. Когда я вернулся домой, то долго не мог заснуть, вспоминая прошлое. Я метался между желанием, нет, необходимостью раскрыть тебе свою тайну, и страхом, что никогда не отважусь на это.

— На меня наша первая встреча тоже произвела глубокое впечатление, — призналась Люси, гладя его сильную руку. — Помню, я сидела рядом с тобой, слышала со стороны свой голос и думала: зачем я рассказываю ему свою жизнь? Что заставляет меня делать это?

— Наверное, ты инстинктивно почувствовала во мне родственную душу.

— Да, без сомнения.

— А я, хотя и не смог пересилить себя и сразу рассказать тебе о матери, знал, что если когда-нибудь и поведаю это кому-то, то только тебе. В глубине души я надеялся, что так разрушу сковывающие меня чары, подниму ужасную завесу молчания и впервые буду свободен. И тогда смогу всерьез подумать о семейной жизни.

— Не могу поверить, что такое чувство охватило тебя с самого начала. — Люси была поражена тем, что творилось в его душе все то время, что они жили вместе. — Ты ведь был категорически против брака и говорил, что никогда не женишься.

— Я привык так говорить и думать, — признался Роберт. — Но ведь я живой человек и хотел любить… иметь детей…

— Так вот откуда на твоей записке появились слова: «Роберт Тетли и сын»!

— Мне же нужно кому-то оставить все это.

— Милый, я рожу тебе целую футбольную команду, — счастливо улыбнулась Люси.

— Я мечтаю, чтобы мои дети родились и выросли в Шотландии.

— Ты хочешь там жить?

— Я планирую купить кусок земли на окраине Бенмора и построить нам дом. Это будет самое красивое и необычное здание. Я сам его спроектирую. Ты согласишься жить в Шотландии? Не весь год, конечно. Мы будем приезжать туда на выходные или в свободное от дел время, потому что я вряд ли смогу перенести туда свою промышленную империю. — Он помолчал и добавил: — А когда у нас родится дочь, я хочу назвать ее Олуэн.

— Прекрасная мысль, — одобрила Люси.

— А дом мы назовем: «Белый замок».

— Звучит очень романтично, — кивнула она, желая узнать его замыслы до конца. — Твоя мать была бы рада, если бы могла увидеть его.

— Это будет большое белое здание с круглыми башнями по углам. — Глаза Роберта блестели от возбуждения. — Я уже набросал проект.

— Боже правый! А что подумают жители Бенмора?

— Что дом принадлежит Роберту Тетли, — уверенно заявил он, — спроектирован и построен им самим и стоит кучу денег.

— Ты просто чудо!

— А еще я собираюсь пригласить лучшего художника Европы и заказать ему портрет Олли. Она была самой красивой женщиной в городе, и я уверен, что ее портрет украсит верхнюю площадку парадной лестницы в нашем будущем доме.

— Мы устроим грандиозный прием, — подхватила Люси, — и пригласим на него весь Бен-мор, а также самых знаменитых людей страны!

— Ты решила меня поддразнить? — поцеловал ее в нос Роберт.

Люси рассмеялась и спросила:

— А как ты планируешь устроить нашу свадьбу? Роберт вдруг стал серьезным.

— Я не хочу, чтобы это было формальным и помпезным событием.

— И что же?

— Давай поженимся на морском берегу, на знаменитом утесе Бенмора, воспетом в балладах шотландских поэтов. — Он пристально вглядывался в лицо Люси, выискивая малейшие признаки несогласия. — Ты будешь стоять рядом со мной босиком, в длинном кружевном платье, с венком в волосах… Это будет очень нетрадиционно. А я… я надену серые брюки и шелковую белую сорочку с пышными кружевными манжетами.

— Но кто же обвенчает нас в таком необычном месте?

— Я попрошу об этом отца Дика Стоуни.

— Местного викария? А он согласится провести такую церемонию? — засомневалась Люси.

— Не вижу причин для возражений с его стороны. — Роберт улыбнулся Люси нежной улыбкой. — Чайки будут нашим церковным хором, а Клайв и Мегги — единственными свидетелями. Мы поженимся на рассвете, тайно, и никто не будет знать об этом.

Какой он, оказывается, романтик! — изумленно подумала Люси. Она подозревала это, как только заглянула в его синие страстные глаза, но большинство людей, знавших Роберта, считали, что если он когда-нибудь и пойдет к алтарю, то не иначе как в соборе святого Павла. Ведь, как шутили современники архитектора Кристофера Рена, этот собор скорее предназначен для удачливых дельцов, чем для мятущихся и страдающих душ. Вряд ли кто-нибудь из деловых партнеров Роберта или пишущей братии мог заподозрить в нем эту самую «мятущуюся душу».