Бывшие. Я разлюблю тебя завтра - Чарли Ви

— Почему ты не продолжаешь? — спрашиваю его тихо. Во рту сухо, язык еле ворочается.

— А ты разве хочешь?

— Издеваешься?

— Значит, скажи об этом.

— Хочешь унизить меня?

Рамиль склоняется надо мной, едва прикасается к моим губам.

— А разве сказать о своём желании это унижение? — его низкий голос снова запускает дрожь по телу. Я же только что получила удовольствие и опять хочу его. Потому что мне неприятно сознавать, что он удовольствие не получил.

Приподнимаюсь на локте. Тянусь к его штанам, оттягиваю резинку штанов вместе с трусами. Напряжённый член, увитый венками, ложится в мою руку, на головке выступила капля смазки.

Похоже, я совсем превратилась в распутную женщину, падать ниже некуда, так в чём проблема признаться ему, что я хочу его объятий и чувствовать его в себе, а не палец.

— Да, Рамиль, я хочу тебя.

Моё признание будто активирует в Рамиле страсть, которую он подавлял всю неделю.

Всё происходит мгновенно, он садит снова меня на себя, только теперь между нами больше нет преград.

Скользит внутрь, заполняя полностью. И если у меня было небольшое недопонимание, как надо двигаться, то Рамиль своими движениями разрешил все сомнения.

Он двигается сам, я же подстраиваюсь под его ритм. Это напоминает скачку на жеребце, от сравнения начинаю улыбаться. Но недолго Рамиль выбивает все мысли. Обнимаю его за шею, целую. Мне теперь не нужно разрешение. Я разрушила лик невинности вокруг себя, и образ того, как должна выглядеть женщина. Представление, которое мне годами вбивали в голову.

Пусть я буду плохой и распутной в глазах матери, зато я буду желанной для мужчины и смогу быть с ним открытой.

И с каждым движением бёдер Рамиля, я всё отчётливее понимаю, как хочу не оглядываться назад, а получать любовь и ласки, не ругая себя за это.

— Лика, ты… не думал, что в тебе столько…

Не даю ему договорить, закрываю рот поцелуем, как когда-то он мне. Не хочу сейчас слов. Хочу только чувствовать, вновь раствориться в нём.

Ещё несколько мощных толчков и меня вновь накрывает удовольствием, мышцы внутри сжимаются, плотно обхватывают член Рамиля.

Слышу его стон, чувствую, как головка трётся о стенки. Рамиль кончает. Откидывается на спинку дивана, увлекая меня за собой. Прижимает к груди. Удовлетворение растворяется по венам, растекается мёдом по всему телу.

Я довольно улыбаюсь. Опускаю голову на его плечо. В голове пусто и от этого хорошо и спокойно.

Глава 40

Прикрываю глаза от яркого света, который льётся в окно. Вспоминаю последствия ночи, как наша близость, начавшаяся в гостиной, переместилась в спальню. И продолжалась до самого рассвета. Потягиваюсь, тело немного ноет, но это приятная боль. Нога скользит по гладкой простыне и задевает ногу Рамиля. Спиной ощущаю его волосатую накачанную грудь, а в бедро снова упирается его член.

Сколько сил этого мужчины? Рамиль будто слез с жёсткой диеты. Мы за ночь раз пять точно занимались любовью, а он опять готов. Так странно и в то же время приятно. Приятно чувствовать себя желанной, сексуальной, женственной. Раньше мне это чувство было непонятно, а теперь я наслаждаюсь им и принимаю. Не боюсь и мне, наконец, не стыдно.

— Ты не передумала? — спрашивает Рамиль, придерживает меня за талию, целует в висок.

— О чём? — сладко зеваю, хочу развернуться, но Рамиль удерживает меня и уже целует в шею.

— Ты же хотела домой вернуться. Или всё же примешь моё предложение остаться в нашем доме?

А у меня мурашки по коже.

Наш дом, как же здорово это звучит.

Наш сын, наши отношения, наш дом.

Улыбаюсь своим мыслям. Хочется зарыться в Рамиля, как в песок и не выходить из его объятий. Я уже и забыла, когда мне было так хорошо.

— Я подумаю. Может быть, сегодня не перееду. Но маму навестить сегодня надо.

Большая ладонь накрывает мою грудь.

— Навестим, — шепчет Рамиль, обдавая кожу на шее своим дыханием. — Сначала завершим одно дело.

— Сколько можно? — протестую я, но продолжаю лежать, прижимаясь к нему всем телом.

— Ты против? — останавливается Рамиль.

От ответа меня спасает Матвей, который врывается в нашу спальню.

— Мама! — зовёт сын, но тут же замирает. А я торопливо поправляю простыню, чтобы сын не увидел мать раздетой. Ругаю себя, что не оделась сразу, как проснулась. Хотя бы сорочку надо было надеть.

— Матвей, выйди из комнаты, пожалуйста, — Рамиль делает замечанию сыну строгим голосом. — И в следующий раз, прежде чем войти надо постучаться.

Матвей несколько секунд испуганно моргает, не понимая, что сделал не так, и выходит.

— Рамиль…

— Что?

— Зачем так строго? — я вырываюсь из его рук. Встаю с кровати, иду к шкафу, чтобы накинуть халат.

— Он должен понимать, что врываться без стука нельзя, — Рамиль встаёт следом. — Случись это на пару минут позднее, он мог бы увидеть то, что ему не положено.

Затягиваю пояс, поднимаю голову.

— Значит, надо ввести правило, что мы этим по утрам не занимаемся, — твёрдо произношу я.

Направляюсь к двери, хочу обнять сына, успокоить. От одного воспоминания, как он стоял и смотрел растерянно на нас, в груди всё переворачивается.

Рамиль перехватывает меня на полпути.

— Прошу не сюсюкай с ним, иначе он вырастет нюней.

— А ты что Спартака вырастить хочешь? Такого же, как ты? — вскидываю подбородок.

Смотрю в глаза и понимаю, как грубо прозвучали мои слова.

— Нет, Лика. Я хочу, чтобы он вырос настоящим мужчиной и уважал женщин и личные границы. Мне этого отчим в детстве не объяснил. Просто стегал ремнём за любую провинность.

— Прости… просто мне сложно видеть Матвея испуганным.

Рамиль смягчается, обнимает меня.

— Я понимаю. Материнский инстинкт очень сильный, но просто поверь, что я не хочу его обидеть.

Киваю. Выскальзываю из его рук и всё же иду к сыну. Он не должен чувствовать себя брошенным.

Нахожу его в своей комнате. Он лежит на кровати голову, спрятав под подушку. Присаживаюсь на край.

— Матвей, — зову его тихо, глажу по ноге. — Что случилось?

Сын высовывает голову и увидев, меня пододвигается, обнимает меня за шею, словно ищет защиты. Прижимаю его к себе, провожу рукой по волосам.

— Рамиль злой, — шепчет сын.

— Ну что ты Матвей. Он не злой, просто строгий. Ты же хотел папу, а папа не может быть всё время добрым, так же как и ты не всегда бываешь спокойным. Иногда ты серьёзный, иногда весёлый, а иногда злой.

— Значит, дядя Рамиль разозлился на меня?

Заглядывает мне в глаза.

— Он не