Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга вторая

— Это было беспокойное время, слишком многое слишком быстро менялось, скажу я вам, синьорина. А потом война, о которой все говорили, поставила весь мир на уши. Ах, к несчастью, все сложилось так плохо. Хотя был момент — герцог тогда отсутствовал, когда мы все думали, что все еще изменится. Ребенок подрос и теперь, вероятно, от скуки — кто знает? — герцогиня разрешила приводить его к себе в комнаты. Она даже подружилась с кормилицей и проводила много времени, болтая с этой безграмотной женщиной с гор, которая потеряла своего собственного незаконнорожденного ребенка. Но эта странная дружба плохо для них кончилась…

— Вы, безусловно, несправедливы! — воскликнула Сара протестуя. — Что плохого в том, что бедная одинокая женщина искала и нашла друга, кого-нибудь, с кем она могла поговорить? А что касается ребенка — вы только что сказали, что она начала признавать своего малыша…

Голос Серафины посуровел, в то время как ее пальцы еще крепче сжали четки.

— Она обращалась с ребенком как с игрушкой, — иногда ласкала и баловала, а иногда отшвыривала прочь. А что касается дружбы — у женщины был брат, один из диких, опасных разбойников, грабивших беспомощных и неосторожных. Они встретились…

— И это был отец Анджело?

Слова слетели с ее губ прежде, чем она смогла остановить их, хотя сразу после этого прикусила себе язык. Но Серафина, казалось, совсем не была удивлена, когда посмотрела своими мрачными глазами на покрасневшее лицо Сары с падавшими на лоб и виски влажными прядями волос.

— Да, Анджело, безусловно, является сыном своего отца.

— Как и своей матери! — вспыхнула в ответ Сара, овладев собой. Она подумала с содроганием: бедный Анджело! Если кого-то и надо пожалеть, кроме глупой неосторожной герцогини, так это его. Ребенком его отправили в изгнание и затем… и сейчас…

— Анджело — забияка, синьорина! Я прошу прощения, но он пользуется преимуществом… своего положения. Герцог щедр к нему, и он уверен, что его не накажут, какие бы вольности он себе ни позволил. Он приехал сюда из Соединенных Штатов, потому что попал там в беду. А разве кто-нибудь, спрошу я вас, принуждал его вести там дурную жизнь, которую он вел? Он даже не попал в тюрьму, как многие другие — нет, было устроено так, что он вернулся сюда еще свободным человеком. И с тех пор… синьорина, я прошу вас, будьте осторожны! Не доверяйте Анджело, который приходит и уходит ночью, когда ему заблагорассудится, потому что пользуется преимуществом… Я сказала слишком много, и я знаю это, но только потому, что был другой ребенок, синьорина. Невинный ребенок, который рос с сознанием того, что мать никогда не хотела его и затем без сожалений бросила. Есть шрамы, с которыми дети вырастают и сохраняют их, даже когда они больше не дети, но взрослые мужчины, рано научившиеся скрывать свои чувства.

35

Сара привыкла мыслить ясно и, конечно, рационально. Ей внушили, что чувства — это нечто, что следует рассматривать и внимательно и объективно изучать, как маленькие точки и линии под микроскопом. Прежде всего, все должно рассматриваться в перспективе. И с этим она прекрасно справлялась до недавнего времени, не так ли? Ей следовало больше доверять себе, справедливости ради, как она и пыталась объяснить Серафине. Какой это был странный день. Она должна была напомнить себе, что, по меньшей мере, следует ответить откровенностью на откровенность. Даже если ей и казалось невозможным, несмотря на богатое воображение, представить Марко маленьким мальчиком!

— Серафина… но, пожалуйста, постарайтесь понять теперешнее положение вещей!

Выйдя из горячей ароматной воды, казалось, подействовавшей на нее угнетающе, Сара почти дрожала, пока заворачивалась в громадное полотенце, которое ей вручила Серафина. Она увидела свое отражение во всех зеркалах и решительно отвернулась от него.

— Я… я в самом деле признательна вам за то, что вы рассказали мне все, но видите ли… — Заставив свой голос не дрожать, она продолжила более твердо: — Вы должны видеть, что теперь все по-другому. Я имею в виду… ну, я не его… его жена, во-первых, вы знаете так же хорошо, как и я, что он сделал мне и… и даже то, что в том, что случилось, есть моя собственная вина. Я не… о, я действительно не обвиняю никого за то, что случилось со мной, знаете ли. Мне следовало…

Прикусив нижнюю губу, прежде чем сделать уличающие ее признания, Сара начала энергично вытирать волосы полотенцем.

— Вы, право, должны понять, что мне… мне необходимо уехать. Отношения между нами стали… совершенно невозможными. Я не могу допустить, чтобы меня здесь держали в качестве игрушки, а он говорит, что не позволит мне уехать, пока ему это будет угодно. Разве вы не понимаете? Это, безусловно, нельзя сравнить с тем, как его мать бросила его и не имеет ничего общего с тем, будто у меня есть… какие-то сильные чувства к Анджело; никаких чувств к нему у меня нет, но он — единственный человек, который поможет сбежать, если у меня не будет другого выхода.

Голос Серафины прозвучал так, словно она умоляюще заламывала руки.

— Но, синьорина, пожалуйста! Вы должны поверить моим словам и понять причины того, почему я вам рассказала о событиях прошлого. Герцог… ах, у него много недостатков, а у какого мужчины или у какой женщины их нет? Он кажется суровым, но он всегда был таким, несчастливое детство наложило свой отпечаток. Но я скажу вам и поклянусь самой Богоматерью, что никогда еще ни я, ни кто-либо другой из слуг не знал его таким!

С волнением, совершенно чуждым ее суровым манерам и деловитой вежливости, Серафина, казалось, отмела в сторону протестующие слова, которые начала было бормотать Сара, и продолжила в той же настойчивой манере:

— Он никогда не привозил женщин сюда, в свой дворец, да это я уже говорила, И он никогда… герцог никогда не выказывал никаких эмоций, синьорина! Ни радости, ни гнева — ничего не было написано на его лице. И он никогда не любил этот дом настолько, чтобы оставаться здесь надолго, особенно в последнее время. Но с того дня, как он привез вас сюда, все переменилось. Никто не может подстроиться к его настроению. Он сердит, он так разъярен, что даже его собственный камердинер, который служит у него уже пятнадцать лет, качает головой и с трудом верит этому. Герцог отложил свои дела, которые всегда так много для него значили и занимали большую часть его времени, чтобы проводить это время с вами. Да, с вами, синьорина! Вы не должны уезжать, даже если… если между вами произошла ссора. Ссоры проистекают от чувств определенного рода, разве не так?

О Господи! Как, не дрогнув, встретить этот неожиданный поток слов и мысли, к которым она была совсем не готова? Не может же она вечно прятать лицо под полотенцем.