Триумф в школе Прескотт - Кейтлин Морган Стунич

что он тоже был с VGTF. Я вспомнила первый раз, когда мы встретились, и он допрашивал меня про Дэнни Энсбрука. Из-за «Банды грандиозных убийств».

ФБР думало, что «Банда грандиозных убийств» убила всю команду Картера.

Это могло стать удачным поворотом для нас.

— Мы ожидаем, что «Банда грандиозных убийств» ударит вас быстро и сильно, — объяснила Сара, посмотрев на полицейскую машину с Памелой на заднем сидении. Задержав ее за убийство Найла…Это настолько в стиле Хавок. Что там мне сказал Виктор в бутике? «Поэтическая справедливость, личный выбор, и исправление ошибок».

Идеально.

— Мы могли бы защитить тебя, Бернадетт. Всех вас. Если вы хотите, — продолжила она, когда я не ответила на предыдущую фразу. Она хочет, чтобы я стала стукачом. Подманивает меня. Я отказывалась отвечать, молча смотрев на нее, пока она не покачала головой и не повернулась к Каллуму. — Мистер Парк, на пару слов? — спросил она, и согласился, подойдя, чтобы поговорить с ней у дороги.

Что касается меня? То я едва дошла до дома, когда у меня закружилась голова, что я не могла стоять на ногах.

На удивление Оскар-мать его-Монток поднял меня и понес наверх, в душ.

— У тебя, блять, такие неприятности из-за того, что заставила меня наблюдать за этим, — прорычал Вик, когда мы прошли мимо, но я знала, что он не серьезно. Я была на высоте. Памела задержана. Сара знала, что «Банда грандиозных убийств» стала причиной моего выкидыша.

Оскар…вел себя мило?

В конце концов, мы могли победить.

Очевидно, произошли странные вещи.



8. Оскар Монток

Я поместил Бернадетт в ванну, а затем присел рядом, прислонившись предплечьями и положив подбородок поверх рук. Внешне я был самим спокойствием, даже стойким. Изнутри я разбивался и раскалывался на миллион крошечных осколков. И каждый из них нацелен в сердце «Банды грандиозных убийств».

Как они посмели сотворить такое с ней, из всех людей…Как они посмели? КАК ОНИ, БЛЯТЬ, ПОСМЕЛИ?!

— Пени за твои мысли, — сказала Бернадетт, когда я уставился на нее, все еще не шевелясь, мои мышцы зажаты и напряжены.

Боже помоги первому встречному, кто не был моей семьей.

— Ты расстроена? — спросил я, мой голос был похож на каменную стену.

Зачем кому-то понадобилось пробивать стену — ума не приложу. Но…я уже говорил это себе раньше: кровью войдем — выйдем, ею истекая. Есть определенные вещи, которые нельзя отменить или изменить.

Особенно это, Оскар Монток, дурак. Особенно это.

Моя левая рука дергалась от нужды прикоснуться к ее лицу, но казалось, я не мог заставить себя пошевелиться. Может, я боялся, что если это случится, то я не смогу сдержаться. Что, если кончики моих пальцев коснуться ее мягкого лица, и я почувствую, как ее грусть пронесется по мне, как ураган? Тогда я возьму столько оружия, сколько смогу унести, и сделаю что-то, о чем мы все пожалеем.

Мой контроль не безграничный. Вам следует спросить совета у гребанного Виктора.

Я сжал рот, и до меня дошло, что Бернадетт не могла читать, мои чертовы мысли. Я нахмурился, сплюнул и ухмыльнулся — вот все, что она видела. Она не знала, что происходило внутри, в каком гребанном смятении я был, какой, блять, конфликт я переживал. Насколько зол я был.

— Расстроена? — спросила Берни, снимая свою запятнанную травой футболку с изображением какого-то давно ушедшего фашиста, который когда-то был президентом. Я ненавидел политику, одну из немногих оставшихся сторон современной жизни, где здравый смысл ничего не значил. Насколько я убежден, весь мир — идиоты. Все, чего я хотел, — это мы с Бернадетт Саванна Блэкберд, вечность тихого шепота, кончики пальцев, скользящие по плоти, и сладкие уста. — Из-за чего?

Дальше она сняла свои окровавленные шорты. Она швырнула их в меня, и я поймал. Опустив взгляд, я увидел, как рубиново-красный цвет окрасил кончики моих пальцев. Когда я поднял взгляд, то увидел, что она подвинулась вперед и включила душ, позволяя горячей воде стекать по ней, пока она голая сидела в ванне.

Было похоже на момент от прошлого вечера, когда она сидела на туалете и рассказывала нам про беременность. Тогда я ничего не сделал. Как мог Я понятия не имел, что делать или как вести себя в таких ситуациях. Блять, ради всего святого, моя мать красила мои волосы, чтобы ее муж не подозревал, что я не его биологический ребенок. Я никогда не прекращал. Очевидно, у меня были проблемы. Думаю, больше чем у кого-либо в этой извращенной, маленькой семье.

Я поднял одну бровь. Это максимум эмоций, которые я обычно показывал, которые не были как-то связаны с презрением, плотским наслаждением или сарказмом.

— Не заставляя меня говорить очевидное, — промурлыкал я, отворачиваясь, чтобы Бернадетт могла помыться и снова вставить свою менструальную чашечку.

Ей, казалось, плевать, что я здесь и что мои глаза, итак повидавшие много, наблюдали за ней. Мой отец может и не был биологическим носителем моей ДНК, но он определенно оставил свой след. Он сделал из меня монстра, которым я был, в тот момент, когда приставил пистолет к своему виску и оборвал собственную жизнь.

Богом клянусь, иногда я слышу звук его тела, упавшего на землю. Стук. Снова, снова и снова. Стук, стук, стук. Я снова моргнул и заставил свои губы улыбн6уться. Бернадетт лишь уставилась на меня в ответ, словно ждала чего-то.

— Выкидыш, — я начал с этого, потому что это самое очевидная и самая больная тема. Но что по поводу остального? Что по поводу того, как она поменялась в лице до того, как Памела ударила ее? Что касательно того, как дрожали ее руки? — Твоя мать. Что ты чувствуешь?

— Думаешь, мы свободно можем здесь говорить? Потому что у меня есть несколько теорий про «Банду грандиозных убийств», — Берни взяла это свое чертово персиковое мыло и мои руки резко обхватили ее запястье длинными, татуированными пальцами. Так странно видеть меня, прикасающегося к чьей-то