Моя Мия. На осколках первой любви (СИ) - Коваль Лина

И что обозначает «сам с этим разберусь»?!

Пока я раздумываю, мы действительно отыскиваем второй вход и… дверь оказывается открытой.

От радости хватаю Мирона за руку и внутренне ликую, когда он сжимает её вместе с моей ладошкой.

– Вы кого-то ищете? – обращается к нам мужчина лет тридцати.

От его резкого голоса в другом конце коридора я вздрагиваю, а Громов, почувствовав это, делает шаг вперёд.

– Да. Нам нужен менеджер или человек, который обрабатывает заказы.

– Зачем?

– В вашей типографии, – объясняет Мирон. Слышится звук открываемой молнии и шуршание целлофана. – Изготавливали этот блокнот. Хотелось бы узнать, кто заказчик?

Мужчина хмурится.

– Мы не предоставляем такие данные.

– А что в них секретного? – широкие плечи Громова передо мной напрягаются, и я выступаю вперёд.

Таким Макаром он только поругается.

– Извините, – голос с непривычки писклявый. – Извините нас. Этот блокнот делали мне. Вот видите – Мия Алиева. Это я. Хочу отблагодарить человека, который подарил мне его, только и всего.

Многозначительно смотрю на Громова, когда он между делом по-хозяйски приобнимает меня за талию.

– Блокнот, – хмурится мужчина, вытягивает ладонь и подзывает меня к себе.

Выхватив у Мирона файл, чуть ли не вприпрыжку бегу по коридору.

– Хмм, – вздыхает мужчина, разглядывая.

– Может, у вас записано где-то? – с надеждой спрашиваю.

Последние несколько дней выбили у меня почву под ногами. Я действительно практически забыла, что у меня есть серьёзный недоброжелатель, который пишет странные сообщения, шантажирует и подставляет.

Осознание, что я всего в шаге от разгадки, будоражит кровь.

– Зачем мне записи. Я здесь пятнадцать лет производством заведую. Всех наизусть помню.

– Да?! Боже, как же нам повезло с вами!

– Вообще, это запрещено. Но здесь была коллективная заявка.

– Коллективная? – округляю глаза.

– Да, какой-то университет заказывал.

– Архитектурный?

– Да, – кивает. – Точно.

– Хмм…

Озираюсь на Мирона, окидываю непонимающим взглядом его распахнутую куртку и джинсы.

– Спасибо, – снова обращаюсь к сотруднику. – Вы нам очень помогли.

Бреду обратно, хватаюсь за протянутую мне руку, и в полном молчании мы выходим из типографии.

– Университет…

– Садись в тачку, – кивает Мир и вытягивает телефон из кармана.

Когда падает в водительское кресло, в машине через стереосистему раздаётся звук длинного гудка, а за ним ещё один.

– Алло, – слышу женский голос и сразу пугаюсь. Вдруг, Лада?

– Привет, Лесь, – бодро произносит Громов.

– Ооо, Мирош, привет, – отвечает девица томно.

Моё лицо становится каменным.

– Как жизнь? – спрашивает Мир, глядя на меня и забавно закатывая глаза.

– Всё хорошо, с родителями на даче тусуюсь. Погода жесть, а еще и…

– Лесь, – перебивает её Громов. – У меня не так много времени, в понедельник зайду поболтать. Скажи, плиз, ты что-нибудь знаешь про именные блокноты для студентов?

– Блокноты?

– Ну да… Говорят, заказывал кто-то из администрации.

– Ааа, блин. Что-то припоминаю. До Нового года ещё было на соседней кафедре. У них же «Конкурс Студенческого Дизайна» проходил. Так вот… спонсоры не предоставили подарки и пришлось быстро выкручиваться самим.

– А что шоколадки все закончились? – заразительно смеётся Громов.

– Да ты же знаешь Ольку, их секретаря. Ей вечно больше всех надо. Вот она и заморочилась. На новогодней вечеринке раздала всем участникам.

– Ясненько, – разводит он руками, глядя на меня, а потом хмурится. – А ты не знаешь, Лесь, блокноты делали в единственном экземпляре?

– Сто процентов. На эти-то у ректора кое-как деньги выбили. Ты же знаешь наши законы. Платные идеи – хреновые идеи.

– Ага. Ну ладно, Леська. Давай, забегу на днях.

– Давай-давай, – с придыханием отвечает она. – Чайку попьём, расскажешь, как там у тебя с сессией.

– Лады. Отбой.

Мирон устало заваливается на кресло и нажимает кнопку на руле, чтобы отключить звонок.

– Такие дела, Карамелина, – почёсывает колючий подбородок, затрагивая нижнюю губу.

Шокировано пялюсь на него.

Олеся… Кто она такая вообще?!

В первый раз слышу.

Чувство собственничества, несмотря на абсурдность, скребётся под грудью. Выжигает уверенность в себе, и я снова становлюсь влюблённой в него подружкой.

Ни той девушкой, которую он ночью касался.

А маленькой Мией с отвергнутой любовью.

– Что с тобой? – приподнимает Мирон брови. – Расстроилась, Сахарок?

Не отводя глаз от его лица, тихо проговариваю:

– Поцелуй меня.

Мирон мельком мажет взглядом по моим губам и отворачивается.

– Дай мне время, – рычит, ударяя по рулю побелевшими костяшками. - Я же попросил.

Мотаю головой и повторяю:

– По-це-луй ме-ня.

Сла́бо пыхтящий двигатель «БМВ» – единственное, что слышу в ответ!

Чёрт тебя возьми, проклятый Громов!

Я… хочу. Чтобы он. Меня. Поцеловал.

Хочу проверить.

Понять.

А если отвергнет… раз и навсегда закрыть эту страницу и списать прошлую ночь на аллергическую реакцию от длительной банной процедуры.

Списать и забыть. Продолжить жать дальше. Мне надо знать. Я имею право знать, черт возьми.

Полминуты не шевелюсь.

Глаз с него не свожу. Осматриваю сдавленную скулу, широкий подбородок и тёмную прядь волос, упавшую на высокий лоб.

Разочарование уже отдаётся гулом в ушах, когда я с отчаянием отшатываюсь, а в следующую секунду моих плеч грубовато касается его ладонь, а настойчивые губы сминают приоткрытый рот.

Теперь уже при свете дня.

Вцепляюсь в воротник его куртки и отвечаю на поцелуй. Сначала дерзкий, больше похожий на наказание, а затем неспешно наполняющийся нежностью и неповторимым вкусом.

Прежде чем, его губы становятся моим единственным жизненным смыслом, резко отстраняюсь.

Разглядываем друг друга на расстоянии пяти сантиметров.

– Спасибо, – сла́бо улыбаюсь и склоняю лицо, чтобы зарыться в его шее. – "Мироша", – давлю смешок.

– Пожалуйста, – отвечает он, всё ещё тяжело дыша.

Потирая лоб, отклеиваюсь.

Мирон выезжает с парковки и следующие полчаса оба играем в молчанку. Перевариваем.

– Мы вообще ничего не узнали, – стону, когда решаюсь нарушить тишину.

– Как это? – отвечает Мирон, не сводя глаз с дороги. – Выяснили, что блокнот у тебя в единственном экземпляре. То есть доступ к нему имел только тот, кто рядом.

Кручу в руках злосчастный файл.

– И этот кто-то пришёл с одной лишь страницей в рекламное агентство, – рассуждаю. – Не пожалел денег. Кстати, сколько стоило… хмм… опозорить Милованову? – Не сдерживаю улыбку.

Ну, фактически это ведь её реальная фотография. Надо же было придумать такую продать, – усмехаюсь.

– Порядка тридцати тысяч, – отвечает Громов. Долго размышляет, а потом поворачивается ко мне. – Кстати… чувак из агентства сказал, что у заказчицы не хватило денег и она принесла три пакета с презентами.

– Ого, – удивляюсь. – И что там, в пакетах?

– В каждом было по набору – хороший коньяк и коробка шоколадных конфет.

Прищуриваюсь, а затем и вовсе прикрываю глаза.

Сознание кружит вокруг да около. Видит что-то неуловимое. А вот подсознание выдаёт кучу важных картинок.

Квартира, смех, чужая гостиная и…

Резко отворяю глаза и облизываю горящие от поцелуя губы.

В голове водоворот из мыслей.

За что?! Не может быть...

– Боже мой, Мир… Я, кажется, поняла кто это…

Глава 29. Мия и "вендетта"...

– Ты уверена? – спрашивает Мирон, не вынимая моей ладони из руки.

У него идеально ровные пальцы.

Мечта пианиста, блин.

Вообще, сложно сказать, что мне в Громове не нравится?.. Пожалуй, ничего.

Закусываю губу и отворачиваюсь к окну грустнея.

Складываю неоспоримые факты, перемножаю доказательства и пытаюсь найти хоть какое-то оправдание.