Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

Может, что-то с рыжей подругой? Она ведь сейчас там с женихом? Что-то, что заставляет так переживать, теряя себя?

Херово.

Если бы с моими друзьями случилась беда, я бы тоже был на взводе и гнал бы вовсю, не считаясь с тем, что происходит вокруг.

Но почему тайком? Почему без ведома семьи? Не стыкуется. Никак. Ее бы пустили, эти двое слишком близки. Да еще бы сопроводили в безопасности. С другой стороны, это же чучундра. Зачем искать логику?

Ехать в такой атмосфере не комильфо. Я иногда кидаю короткие взгляды в съежившуюся Лус. Бесцельно пялится в окно, не отрываясь. Тень. Нервная. Беспокойная. Бьющая тревогой. И при этом абсолютно неподвижная.

Не лезу, как и просила. Как ни странно, понимаю и принимаю этот закидон. Бывает, невозможно заговорить о чем-то, пока не уложишь в башке.

Один раз останавливаемся на заправке, где от предложенных напитков и перекуса чеканушка отказывается.

К часу ночи добираемся до города, еще полчаса плутаем по улицам, следуя указаниям карты. Останавливаемся у двухэтажного обшарпанного здания с дешманской вывеской. Оба с сомнением изучаем название. То ли клуб. То ли бар.

Девчонка задумчиво кусает нижнюю губу, будто собираясь с духом. Стреляет глазами то в экран телефона, то на табличку над дверью. Сверяется.

Не дергаю ее, просто наблюдаю.

Когда хватается за ручку, чтобы выйти, зеркалю движение, но Лус стремительно оборачивается и обдает таким жестким вытесняющим нутро наизнанку взглядом, что моментально впечатляюсь, замирая. Это какой-то ебучий вау-эффект, блядь. Пригвождает только так. С размаху. Глазищами своими ведьмовскими.

— Нет, — чеканит твердо. — Барс. Нет. Пожалуйста. Мне надо одной.

— Да ты в конец чокнулась? Я тебя не пущу в эту халупу одну.

— Барс, — выдавливает сдержанно и очень решительно. — Ты же знаешь, что я могу за себя постоять, да? Я должна пойти одна. Помощь здесь не требуется. Правда.

— Пять минут. Не вернешься — зайду.

— Десять. Уложусь. Обещаю.

Бесит, что торгуемся. Но вижу, без вариантов — Лус это нужно не на жизнь, а на смерть. Бывает такое. Сшибаемой на пути волной. Или сделай — или сдохни.

— Обещания твои, родная, для меня всегда заканчиваются одинаково херово, — заключаю со скрежетом и откидываюсь обратно на сидение.

Пулей уматывает, пока я не передумал.

Скриплю зубами, мысленно крою себя матами за то, что поддался. Хуевые у меня предчувствия. Десять минут — много или мало? Успеют ей причинить вред?

Блядь. Блядь! БЛЯДЬ!

Она ж талантливая, ей и десяти секунд хватит нарваться!

Выскакиваю из машины, поглядывая на смартфон в руках. Отсчитываю. Слово же дал. Зря дал, но… надеюсь на живучесть чеканушки.

Состояние: на старт, внимание, марш!

Гипнотизирую дверь, даю себе еще полминутки. И когда уже делаю шаг к развалюхе, полотно со скрипом отлетает, являя Лусинэ.

Бледную до бескровности.

Я тут же коченею, только взглядом пробегаясь по ней, чтобы вычислить, есть ли какие-то повреждения. Понимаю, что видимых — нет.

Девчонка дает деру и вколачивается в меня на скорости. На секунду сжимает ткань футболки на груди, цепляясь в паническом жесте. Пустыми глазами мажет по моему лицу, на самом деле и не видя даже. И так же резко отпускает, словно опомнившись.

— Поехали быстрее, — шелестит хрипло и бесцветно, огибая меня.

Оказываюсь в тачке следом за ней, херачу по газам, с визгом срываясь с места.

Проверяю — погони нет, никто не вышел в поисках Лус.

Притихшая, будто и не дышит совсем, она неподвижно смотрит перед собой. Эмоционально расхристанная и совершенно безжизненная. Еще хуже, чем была по пути сюда.

Я не знаю, почему так тонко чувствую её. Раньше с другими такого не было. А сейчас штырит от концентрированной боли, которой фонит от девчонки.

Мысли в голове путаются. Чересчур много вопросов. И едкая тишина вместо ответов.

Спустя полчаса колесим по трассе в той же неизменной обстановке — Лус со стеклянным взглядом, и я, косящийся на неё в беспокойстве.

Не ожидаю никаких объяснений, уверенный, что всю дорогу будем молчать.

Пахнет отвратительно. Душой жжёной.

Но моя попутчица удивляет. Внезапно сообщая замогильным шепотом:

— Мой отец жив. И он — наркоман.

Соленые слова вызывают оскомину на языке, перетекают на гортань, раздражая слизистую. И я рвано сглатываю.

Блядь.

Не отрываясь от ночного маршрута, нахожу холодную ладошку чеканушки и сжимаю в своей, ощущая, как этот самый холод транзитом перетекает через сосуды к сердцу и протыкает его льдиной. Уж слишком хорошо я врубаюсь в тяжесть обиды ребенка на родителя.

Впервые в жизни выдаю в эфир:

— Моя мать жива. И она — шлюха.

И боль становится невыносимой.

Потому что мы соприкасаемся раной к ране.

26. Барс

Пока девушка-бариста варганит кофе, поворачиваю голову и через окна-витрины придорожного кафе наблюдаю за Лус. Она сидит на капоте машины, прижав колени к груди, и смотрит куда-то в темное небо. В горах ночью холодно даже в летний период, что уж говорить о конце сентября? Но я спокоен, потому что капот еще горячий, да и одета моя подопечная в теплое худи. В отличие от меня, который рассекает в одной футболке. Я-то не планировал никаких поездок, а днем было солнечно.

Веселая ночка.

Подхожу к ней, сую в руки латте на каком-то-там-растительном-молоке. Закидываю в салон купленные воду и сок, возвращаюсь и становлюсь рядом, ежась от свежего воздуха. Почти морозного.

Выглядит чеканутая чуть лучше, чем полчаса назад, когда её знатно полоскало.

Сразу же после моего признания она вырвала ладонь и заорала, чтобы тормозил. Пулей вылетела на улицу и тут же согнулась пополам, расставаясь с содержимым желудка. Я минут пять смотрел, как её выворачивает наизнанку. Даже когда уже было нечем, девчонку продолжало адски скручивать. Оно и понятно — нервное. Раздражаясь от ебучей беспомощности, одной рукой я придерживал ей лоб, а второй — страховал за талию, чтобы не грохнулась. Она дрожала, покачиваясь и еле стоя на своих двух. Совсем без сил.

Горько усмехался сам себе. Наши раны настолько гнилые, что Лус не выдержала. Будто после моего признания, сделанного в бессознательном порыве поддержать, доза яда в ней стала в два раза больше, добив. Хотел же как лучше, а получился обратный эффект. Нас обоих словно вычеркнуло от высоковольтного скачка. Боль к боли. Катастрофический мгновенный износ до обесточенности. Необратимая химическая реакция. Отравление. И как результат — её рвота. Мое опустошение.

В тачке даже воды не оказалось, пришлось просто вытереть девчонку влажными салфетками. Она пыталась сопротивляться, но была слишком слаба для самостоятельных действий. И бороться тоже не получалось. Не скажу, что это приятно, моя брезгливость никуда не делась. Иногда эта идиотская черта доходит до сумасшествия. Но в такие моменты, к счастью, во мне отключается поганый человеческий фактор и активируется нечто профессиональное. Вне собственных естественных рефлексов. Иначе как бы я пошел в мед?..

Потом мы проехали пятнадцать минут до ближайшей кафешки, так и не произнеся ни слова. И Лусинэ закрылась в туалете, долго умываясь. Я, блядь, как выдрессированный, топтался у двери, прислушиваясь к плескам, потому что не был уверен, что она не грохнется в обморок — до того трупно выглядела.

Но вышла оттуда Лус вполне уже нормальной. Выскользнула на улицу и запрыгнула на капот, немало меня удивив такой энергичностью после упадка сил.

Понятия не имею, какой кофе она пьет, выбрал первый попавшийся, просто чтобы эта бедолажная не замерзла. Сам стою и отхлебываю безвкусный и бесцветный чай с той же целью.

— Поехали? — предлагаю осторожно еще через минут пять.

Девчонка съезжает с капота и одним махом выпивает содержимое стакана, выкидывая тот в урну. Садится на свое место. Я следом за ней устраиваюсь и трогаюсь.