Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют

Пожилая особа озадаченно на меня посмотрела.

— Извините, — добавила я. — И в чем же заключается ваша идея?

— Ну, я хочу написать о женщине, которая разводится с мужем после долгих лет брака…

Кивнув, я стала сосредоточенно пить из бокала. Через минуту подошел Питер и взял меня за руку. Я благодарно ему улыбнулась.

— Прошу прощения, — обратился Питер к моей соседке. — Поставили нашу песню. Кэнни?

Я поднялась и направилась с ним к танцплощадке, где несколько взрослых пар толкались среди детей. Помахав Джой, я встала на цыпочки, поцеловала ямочку на подбородке Питера и прильнула к его груди в смокинге. Через минуту я узнала музыку.

— «Do It Till You’re Raw» — наша песня?

— Надо было тебя спасать, так что теперь — наша, — пояснил Питер.

— А я-то надеялась на нечто романтичное, — вздохнула я. — Например, «I Had His Baby, But You Have My Heart».

Я прижалась щекой к плечу мужа и помахала Шари и Скотту, которые пронеслись мимо в фокстроте. Скотт выглядел совершенно счастливым, он буквально раздулся от гордости за детей. Его круглые карие глаза и лысина мерцали в свете дискотечных огней, как и его пояс, сшитый из того же алого атласа, что и платье Шари.

— Даже не верится, что осенью на их месте окажемся мы. — Я внимательно посмотрела на Шари. — Только я, наверное, не стану вставлять силикон.

— Незачем, — согласился Питер и наклонил меня в танце.

Когда песня закончилась, я провела ладонями по волосам — кажется, все в порядке, — а затем по бедрам, затянутым в черный бархат. По-моему, я неплохо выгляжу. Даже дочь одобрила мой наряд. По правде говоря, она довольно вяло пробормотала: «Сойдет», а по дороге в здание заявила, что, если я сниму туфли и стану разгуливать босиком как бродяжка, она официально избавится от родительской опеки. В наши дни детям многое позволено.

Как всегда в подобных ситуациях, мне стало интересно, что думают люди, видя нас с Питером. Недоверчиво удивляются: «Он женат на ней?» Скотт — пузатый и лысеющий, Питер — высокий и стройный. С годами он стал даже лучше выглядеть. Увы, но обо мне нельзя сказать того же, в отличие от Шари Мармер, улучшенной хирургическим путем. «Ладно, — подумала я. — Надо во всем искать положительную сторону. Возможно, люди считают, что я обладаю гибкостью девятнадцатилетней румынской гимнастки, воображением порнозвезды и способна в постели на любые безумства».

Когда диджей поставил «Lady in Red», я расправила плечи и подняла голову. Питер снова обнял меня. Я обязательно стану для дочери образцом для подражания, покажу ей хороший пример. Главное в человеке — характер, а не объем бедер. А если кого-то больше волнует объем бедер, сообщу по секрету, что вешу на целых семь фунтов меньше, чем в день своей свадьбы, спасибо шести неделям адских мук на диете Аткинса. К тому же, не считая начинающегося артрита и редких болей в спине, я отвратительно здорова. А вот Питер унаследовал проблемы с холестерином, из-за чего принимает три вида лекарств.

Я подняла глаза и увидела, что он внимательно на меня смотрит, чуть нахмурившись.

— Что? — с надеждой спросила я. — Хочешь выйти на лестницу?

— Давай прогуляемся.

Он взял у официанта пустую тарелку, положил несколько говяжьих шашлычков и добавил сырых овощей и крекеров. Мы поднялись в Зал подписавших, где стоят статуи, в натуральную величину изображающие людей, подписавших Конституцию.

Я прислонилась к стене напротив Бена Франклина и огляделась.

— Знаешь что? Нашу страну основала кучка коротышек.

— Просто стало лучше с питанием, — пояснил Питер, поставив тарелку на журнальный столик у перил и фамильярно хлопнув Джона Уизерспуна по спине. — Вот и весь секрет. К тому же ты на каблуках.

Я указала на Джорджа Вашингтона.

— Он тоже. Слушай, это у Бена Франклина была венерическая болезнь, или я его с кем-то путаю?

— Кэнни, — нравоучительно произнес Питер. — Рядом с нами — великие люди. Литые бронзовые копии великих людей. Обязательно упоминать о венерических болезнях?

Я сощурилась и прочла биографию Бена на маленькой табличке, прикрепленной к спинке его стула. Ни о каких неприличных парижских сувенирах в ней не говорилось. «История не прочь поработать ластиком», — размышляла я, перегибаясь через перила. Наемные танцоры вертелись, как ужи на сковородке. С потолка опускалась эмблема «Студии 54». Лунный человек на ней читал Тору, вместо того чтобы нюхать кокаин.

— Безумная вечеринка, — заметила я.

— Я тут кое о чем подумал. — Питер пристально смотрел на меня из-за парика Джорджа Вашингтона.

Я уселась на стул перед журнальным столиком.

— О вечеринке Джой?

До бат-мицвы нашей дочери еще много месяцев, но жаркие споры уже начались.

— Нет.

Он сел напротив и ласково, почти робко взглянул на меня из-под длинных ресниц.

— Ты умираешь? — поинтересовалась я. — Можно я возьму твой шашлычок?

Питер выдохнул. В уголках его карих глаз собрались морщинки. Лишь на мгновение блеснули зубы — он пытался скрыть улыбку.

— Эти вопросы никак не связаны. Мне искренне тебя жаль, — продолжала я. — Просто есть ужасно хочется. Ноне волнуйся, сделаю все, что положено верной жене. Буду держать за руку, спать у смертного одра, а после набью из тебя чучело. Все, что захочешь.

— Похороны как у викингов, — произнес Питер. — Ты же знаешь, я мечтаю о похоронах, как у викингов. С пылающими стрелами и Уайклефом Жаном[11], поющим «Many Rivers to Cross»[12].

— Ладно, ладно, — пообещала я. У меня в ноутбуке есть целый файл под названием «Кончина Питера». — Если Уайклеф будет занят, Праса[13] звать?

Питер пожал плечами.

— Можно попробовать.

— Подумай на досуге. Правда, не хотелось бы, чтобы ты являлся ко мне с того света только потому, что я наняла не того гаитянца. Кстати, музыку поставить до или после того, как твое тело сожгут?

— До. — Питер забрал свою тарелку. — Как только тело подожгут, все пойдет прахом. — Он задумчиво пожевал морковку. — Может, меня выставят для прощания в «Аполло», как Джеймса Брауна[14].

— Сначала выпусти альбом. Впрочем, посмотрим, что можно придумать. У меня есть связи. Так в чем дело? — Я проницательно выгнула бровь. — Мечтаешь о сексе втроем?

— Да не хочу я секса втроем! — загромыхал он.

У Питера очень глубокий голос, его далеко слышно. Три женщины в платьях без бретелек, забредшие в зал в поисках свежего воздуха, уставились на нас. Я сочувственно пожала плечами и беззвучно проговорила: «Простите».

— Я хочу… — Муж понизил голос и направил на меня свой горящий взор.