Девочка-наваждение (СИ) - Натали Лав

что, осел, творишь? Хоть понимаешь? Тебе 19! 19 всего! Ты в жизни рубля не заработал! Кто ее и ее отродье содержать будет? А? Все упирается в деньги! В бабки, сынок! В баааб-киии! — он противно растягивает слово, — Или может ты женишься на этой бродяжке? Да она нормальной жизни не видела! Всю жизнь в штопанных колготках проходила! И в них и помрет! Что ты добиваешься, Борь? Пройдет год-два, тебе ее надоест трахать. Надоест, я тебе говорю! А ребенок останется! Его назад не засунешь. И вот представь, ты встретишь девушку, свою ровню, сделаешь ей предложение, познакомишься с ее семьей, мы с ней познакомимся. И оп-па! Родная, ты не переживай, у меня ребенок на стороне. Но тебя это не коснется. Я б своей дочери такого мужа не пожелал бы.

Он вдруг перестает орать, бросает взгляд на часы и неожиданно будничным голосом говорит:

— Да и поздно уже. Ей все сделали.

Такое впечатление, что он мне оплеху влепил. Я даже не сразу переспрашиваю:

— Что? — воздух выталкивать пересохшими губами невероятно трудно.

— Проблема решена, — чеканит отец.

— Да ты, урод, что наделал? — теперь ору уже я.

А перед глазами она — моя девочка-наваждение. Такая, какой я видел ее в последний раз. Бледная, с осуждением глядящая и на меня, и на деньги, что я оставил.

Кидаюсь на отца. Но он останавливает меня ударом в живот, от которого я сгинаюсь пополам.

— Не дорос ты еще, щенок. Со мной тягаться.

Я оседаю на пол. Алиса не простит меня никогда.

После такого — точно нет.

И все равно мне надо к ней. Нутром чувствую — ей плохо.

— Пап, где она?

Он замер у выхода из кабинета, оглядывается.

— Забудь. Не ищи ее.

Он уходит и звук его шагов отдается где-то у меня в мозгу. Набатом.

Руки вцепляются в волосы. Глаза почему-то щиплет.

— Как же так? — сам не понимаю, что плачу.

Зачем он это сделал? Со мной? С ней? С нашим неродившимся ребенком? Пусть бы он был… Он бы никому не помешал…

Дверь тихонько открывается.

— Борь… — мать тянет несмело.

Ненавижу и ее тоже. Зачем она ему рассказала? Без спросу залезла в мой телефон и растрепала отцу, что Алиска залетела.

— Отвали от меня! — ору в ответ, вскакиваю на ноги и вылетаю на улицу.

Нужно найти Алиску. Пусть я — самый последний человек на Земле, которого она хочет видеть. Но и одной оставаться после такого — полный пи**ец.

Спрашивать у родителей, где девчонка — бесполезно. Надо ехать к Артему. Он всегда может придумать какой-нибудь выход.

Прыгаю в тачку. Впервые меня не радует, как таращатся на меня окружающие. К черту эти деньги! Если из-за них все так…

— Темыч! Дело есть. Ты где? — рявкаю в динамик.

— Ты чё кричишь, болезный? — Артем тоже не в духе.

Но мне надо позарез.

— Мне с тобой перетереть надо.

— Приезжай. Я у отца.

— Чё ты там забыл? — его место дислокации напрягает.

— Приедешь, увидишь.

Артем старается на территории отца не появляться после того, как там обосновалась мачеха и новорожденная сестра. Я бы туда тоже не поехал, но сейчас мне на все и на всех плевать. Кроме Алиски. За грудиной жжет. Быстрей бы ее найти. Я же сдохну без нее.

Еду, нарушая правила и создавая аварийные ситуации. Лишь бы скорей попасть к Холодовым. Хоть мы с Тёмычем и ровесники, но у него как-то получается решать любые проблемы. Отцовская выучка, что ли, срабатывает.

На кпп поселка меня пропускают без лишних вопросов. Останавливаюсь перед особняком и выскакиваю из машины. Чей-то внедорожник привлекает мое внимание. Не припоминаю у Холодовых такой машины. Как загипнотизированный смотрю на нее. Делаю шаг ближе. Почему-то хочется рассмотреть, что там внутри.

Мираж рассеивается, когда у меня за спиной раздается:

— Ты, чего, Борь? Еще раз со мной прокатиться хочешь?

Оборачиваюсь. Точно, не показалось. Белов. Желание заглянуть в его машину не пропадает. У него в руках небольшая спортивная сумка и пакет. И ему очень не нравится, что я отираюсь возле его тачки.

Может, там Алиска?

— Ты онемел от счастья нашей внезапной встречи?

Матвей подходит совсем близко. Видок у него, конечно, не ахти.

— Это кто ж тебя так, чемпион? — не удерживаюсь от саркастического замечания.

— Много будешь знать, скоро состаришься.

Он распахивает переднюю пассажирскую дверь своей машины, закидывает вещи в салон.

— Ну, что, поедешь? — спрашивает у меня снова.

Я бегло осматриваю внутренности автомобиля. Алисы, разумеется, там нет.

— Как-нибудь в другой раз, — заметно кривлюсь, — Дел, знаешь ли, полно.

— Не хочешь, как хочешь, — бросает мне отрывисто и скрывается в салоне.

Я, потоптавшись на месте несколько секунд, словно что-то мне мешает уйти, направляюсь в дом.

Темыча я нахожу в гостиной. Выглядит не лучше Белова.

— Это вы с Беловым сцепились? — не смог я сдержать любопытство.

Артем одаривает меня фирменным, дружелюбным взглядом.

— Борь, не лезь, куда не просят. Ты зачем приперся?

— Мне Алиску надо найти.

— Сбежала?

Думать о том, что произошло не хотелось. Говорить тем более.

— Ее отец в какую-то клинику запихал, — я сглотнул, так как в горле вдруг образовался ком, мешающий не то, что говорить. Дышать, — Говорит, что аборт ей уже сделали. Но где она, не сказал.

Артем застывает посреди гостиной как статуя.

— Вы вообще, что ли?

Я молчу. Не знаю, что сказать.

— А найдешь ее, и?

Я без сил опускаюсь на антикварный диван.

— Не знаю я! — отвечаю зло, а потом твердо добавляю, — Но мне надо ее найти.

— Борь, это ведь не то, что можно простить, — голос Артема звучит спокойно.

— Я… Не в прощении дело… Мне надо знать, что у нее все в порядке.

Это все, на что я могу рассчитывать. Теперь.

Глава 4

Алиса

Матвей обдумывает то, что услышал от меня, барабаня пальцами по рулевому колесу.

— Мне нужно возвращаться в Воронеж. У меня там невеста, работа, учеба. Единственное, что могу предложить — это я возьму тебя с собой.

Опускаю глаза в пол. "Невеста". Хотя вполне ожидаемо. О чем я вообще сейчас думаю? Я беременна от другого. А в чувствах к Матвею всегда было очень много благодарности. Это было что-то детское. Восхищенное и нелепое. Страсть выглядит по-другому.

Он предлагает увезти меня, стать для него обузой. Как на все это отреагирует его девушка? И у меня здесь тоже учеба и работа.

— Сейчас ты думаешь не о том, — обрушиваются на меня его слова, — Семейству Харламовых ты ничего противопоставить не