Враг моего мужа (СИ) - Манило Лина

— Артур… — я называю его по имени, а Крымский вроде бы удивляется. Какая-то тень мелькает в его стылых глазах, но он моргает и гасит эту эмоцию. — Нам надо поговорить. У меня есть информация для вас, очень важная. Мне… мне нужна ваша помощь.

Артур снова прищуривается и в одно мгновение оказывается напротив. Кабинет у Крымского небольшой, а шаг широкий, и меня волной властной энергетики относит назад. Словно бомба рядом взорвалась.

— Помочь? Я? Тебе? — разграничивает вопросы многозначительными паузами, наступает, и мне ничего не остаётся, как вжаться спиной в стену. — Я похож на филантропа?

В голосе ирония и лёд, но я киваю и, собрав всю свою волю в кулак, смотрю на Крымского.

— Ну? Что у тебя? Денег на новые сапоги не хватает? Или младшему братишке есть нечего? Маме в деревне нужно помочь? — он уже откровенно издевается надо мной. — А ну, смотри в глаза.

Резкий приказ подобен удару хлыста по обнажённой коже. Даже, кажется, свист в рассекаемом воздухе слышу.

— Думаешь, ты первая искательница приключений, которая приходит в мой клуб в надежде раздобыть лёгких денег? — его голос пугающе спокоен, но я ловлю себя на мысли, что мои колени вот-вот подогнутся, и я просто рухну на пол, как сломанная кукла. — Правда, ты не похожа на обычную шалаву, хоть и очень хочешь ею казаться, но...

— Мне не нужны ваши деньги! Мне нужна помощь, но это не деньги за секс, — стараюсь не кричать, но всё равно голос на последнем слове срывается, и я сглатываю нервный всхлип.

Дышу тяжело, облизываю пересохшие губы и не знаю, куда деть руки. Потому сплетаю пальцы в замок, до хруста в суставах, и изо всех сил прижимаю их к животу, а в нём что-то замирает и ёкает. Крымский же касается моих волос, собирает в пригоршню рыжие пряди и долго смотрит на них, словно заворожённый. И эта пауза позволяет мне немного привести мысли в порядок.

— Не верю, — хмыкает и, точно дикий зверь, втягивает носом воздух рядом с моей шеей. — Смелая… страхом совсем не пахнет, но пахнет отчаянием. Кто ты, Злата? Что тебе на самом деле нужно от меня?

Он отходит назад так же резко и стремительно, как и подошёл до этого. Снова возвращается к окну, опирается на подоконник и складывает руки на груди. Ждёт. Рукав пиджака задирается, обнажая кусочек золотистой кожи и тянущиеся к стальному браслету массивных часов язычки чёрной татуировки.

— Зачем ты сюда пришла, Зла-ата? — растягивает моё имя, раскатывает его на языке, а мне почему-то мерещится, что это меня саму расплющивают по стене, сминают кости.

Какое странное ощущение, Господи.

— В этот клуб таких, как ты, не заносит, — говорит с полной уверенностью в каждом своём слове. Так привыкли общаться люди, которым неведомо слово "нет" и любое сопротивление. — Опасное место для таких рыжих птичек. Хоть ты и пыталась изо всех сил стать "своей".

К чёрту все эти игры. Скажу сразу и как есть.

— Я жена Николая Романова, бывшая жена, — выдаю на одном дыхании и еле сдерживаюсь, чтобы не зажмуриться от накатившей паники. — Я помогу вам его уничтожить, мне многое известно о его делах, грязных делах. Артур, мне больше не к кому обратиться. Вы единственный, кто может помочь ему отомстить, найти справедливость. У меня нет ничего, я всё потеряла… из-за Коли потеряла всё. Помогите мне, а я вам.

Глаза Артура полыхают странным огнём — в них уже не остаётся вечной мерзлоты. Лицо каменеет, черты становятся чётче, скулы острее. Крымский шумно втягивает носом воздух, и это единственное, чем он позволяет выдать себя.

Моё горло сводит спазмом, и я так сильно прикусываю щёку, что рот наполняется вкусом соли и железа.

— Сделка, значит? — уточняет, растягивая слоги, и атмосфера в кабинете стремительно меняется. В воздухе отчётливо пахнет опасностью, и потоки чужой едва сдерживаемой ярости бьют наотмашь и точно в цель.

— Сделка, — говорю, собрав всю себя в кулак. Нельзя поддаваться, нельзя идти на поводу у эмоций. Я должна быть сильной, я не могу повернуть назад.

— И я должен тебе поверить? Должен развесить уши и поверить бабе, которая была замужем за моим злейшим врагом? Для чего мне это? Чтобы твой ненаглядный заманил меня в ловушку? Я что, похож на идиота?

Каждое его слово впивается в мою кожу ржавыми гвоздями, царапает, ранит. Какая же я дура, какая наивная идиотка. Надо было слушать внутренний голос. Я же знала, в глубине души знала, что этим всё закончится. Но так приятно было держаться за последнюю иллюзию — только из-за неё и выжила.

Всё, чего мне хочется сейчас — сжаться в комок, заползти в самый дальний угол и никогда-никогда оттуда не выходить.

Крымский злой — мне даже не нужно видеть его лицо, чтобы ощущать это каждой клеткой. И когда он подходит снова и на этот раз грубо прижимает к стене, обхватывает пальцами подбородок, фиксирует моё лицо и сверху-вниз заглядывает в глаза, всё что мне остаётся — выдержать этот молчаливый поединок.

— Он тебя прислал? Признавайся! — требует, а хватка на подбородке становится невыносимо болезненной.

— Нет! — выкрикиваю и пытаюсь вырваться, но кто бы мне позволил. — Нет-нет! Я сама!

Мне снова причиняют боль, снова чужая ярость разрывает мою душу на куски, но я одна в этом виновата. Во всём и всегда только моя вина. Лучше бы мне умереть на том полу или после в больнице, вместе со своим ребёнком умереть, честное слово, чем каждый миг рассыпаться на части, ненавидеть и не иметь возможности эту ненависть погасить хоть чем-то.

— Я не знаю, Зла-ата, какую аферу придумали вы с муженьком, но у вас явно не получилось. Я тебе не верю и не хочу верить, — усмешка на губах, от которой у меня мороз по коже. — Но я вот сейчас подумал и решил, что ты мне ещё пригодишься.

2 глава

Злата

Крымский достаёт из кармана брюк небольшой брелок и, не сводя с меня взгляда, нажимает на него. Раздаётся слабый писк, и вскоре слышится звук шагов. Он несётся издалека, стремительно нарастает, и ощущение, будто бы рота солдат грохочет сапогами по мостовой, не покидает меня.

Это нервы, убеждаю себя, но на сердце неспокойно. Ведь, когда мы шли с лысым сюда, даже каблуки мои не стучали по полу, а тут такой отчётливый и громкий звук.

— Неужели не боишься? — усмехается Артур, а я пожимаю плечами.

— Мне скрывать нечего, и я действительно пришла сюда сама. Ваша воля мне не верить.

— Такая упёртая, — качает головой, и взгляд полосует кожу. — Я же всё равно тебя сломаю.

Он заявляет это так легко и просто, будто бы для него это обычная практика — ломать людей, подчинять их своей воле, выкручивать, подобно мокрому пододеяльнику. И я верю, что при желании у него это получится. Только… только нельзя разрушить то, чего не существует. Меня уничтожил Коля. Вряд ли кто-то способен сделать со мной что-то похуже.

Но я молчу об этом, потому что сейчас Крымскому не нужны мои рассказы о горькой доле. Потом. Потом я обязательно найду способ его убедить, докажу.

Если жива останусь.

Дверь распахивается, и на пороге оказывается высокий короткостриженный мужчина. На нём кожаная куртка с, кажется, тысячей заклёпок и каких-то бляшек. Я смотрю на него искоса, а он не видит никого, кроме Крымского.

— Эту — на базу, — бросает короткий приказ Артур, а я смотрю прямо в его ледяные глаза и зачем-то провожу тыльной стороной ладони по губам. Не знаю зачем, неосознанно. На коже остаются красные пятна, я перевожу на них взгляд, и меня утягивает в чёрную воронку памяти, на дне которой пахнет кровью и падалью.

Меня снова пытаются схватить за руку, но я веду плечом и бросаю короткое: “Я сама”.

— Только не дёргайся, я нервный, — абсолютно равнодушно заявляет очередной провожатый и подталкивает меня к двери.

Господи, по уши вляпалась.

— Налево, крошка, — за спиной, и я следую очередному приказу. Перед глазами двоится, я едва разбираю дорогу перед собой, словно всё вокруг затянуло плотным смогом. Даже запах гари ощущаю.