Марина Полетика - Однажды была осень

Ознакомительный фрагмент

— Пойду я спать, — Лина старательно зевнула. — Ты тоже ляжешь или тебе работать надо?

— Да какая, к черту, работа? — мрачно отмахнулся муж. — Наработался уже на сегодня. Коньяка выпью — и спать. Ты ложись, не жди меня.

Они помолчали. Сергей сосредоточенно размешивал ложечкой сахар.

— Сережа… А я вас видела сегодня. В парке, — неожиданно брякнула Лина, начисто забыв о своих благих намерениях и решении молчать, быть терпеливой, мудрой и сдержанной.

Ложечка звякнула о край кружки и замерла. Опять повисла долгая пауза. Сергей отставил чашку и поднял глаза на жену. Взгляд был непонятный, тяжелый.

— Понятно… Так это ты, значит? Отомстила?

— Я тебе звонила! А ты сказал… Хотя вы с ней… — сбиваясь, торопливо залепетала Лина.

Не говоря ни слова, Сергей встал и вышел из кухни. Лина засеменила за ним через холл, поднялась по лестнице на второй этаж, шла рядом по балкону до кабинета и говорила, говорила, не выбирая слов, да и не понимая толком их смысла. И замолчала на полуслове, только оказавшись перед захлопнувшейся за мужем дверью кабинета. Постояла, прислушиваясь, — изнутри почти сразу же заорал телевизор. Лина растерялась. Она ждала упреков, извинений, оправданий, ссоры, скандала — всего чего угодно. Но не этого непонятного молчания и захлопнутой перед ее носом двери. На глаза навернулись слезы, и, боясь разрыдаться прямо тут, под дверью, она повернулась и побрела в спальню.

Войдя, Лина щелкнула замком, запирая дверь изнутри: если муж опомнится и придет просить прощения, то пусть знает — она шокирована и оскорблена до глубины души и его изменой, и его реакцией, поэтому извинения ей не нужны. В семье случилось такое, что извинениями тут дела не поправишь.

Впрочем, как выяснилось через некоторое время, запиралась она совершенно напрасно: Сергей и не собирался просить прощения. Как не собирался ничего объяснять. Это было вполне в его духе: ни ей, ни сыну он не любил подробно объяснять мотивы того или иного решения, зато неукоснительно требовал его выполнения. Лина давно уже к этому привыкла, тем более что все действия мужа всегда казались ей разумными и оправданными. А себя она считала женщиной умной, снисходительной к мужским недостаткам. (Вот, например, не так давно они вместе отправились в салон покупать ей новую машину. «Лексус»-седан — это был выбор Сергея, у нее не было никаких оснований возражать. Но ей ужасно понравился цвет гранатовый, а муж снисходительно объяснил, что гранатовых «Лексусов» не бывает, это фигня, а не «Лексус». «Лексус» должен быть цвета металлик. А если уж ей так хочется, то в крайнем случае — бежевый металлик. Лина не возражала: пусть будет бежевый металлик, ей уступить нетрудно.) Правда сын, вступив в опасный подростковый возраст, несколько раз пытался раздвинуть границы дозволенного, но быстро понял, чем это чревато, и отложил свои протесты до лучших времен. Справедливости ради надо признать, что глава семейства нечасто вмешивался в ежедневную жизнь супруги и сына — только в редких случаях, когда его участие было действительно необходимо, и такой расклад всех, в общем-то, устраивал.

«Очень странно: рушится вся моя жизнь, а я вспоминаю, как выбирали машину», — отрешенно подумала Лина, глядя в окно. На газоне и мощеной дорожке, ведущей от калитки к дому, радующими глаз разноцветными островками лежали листья. Дом строили четырнадцать лет назад, как и весь поселок, а липы на их участке были старые, вековые — предмет удивления гостей и зависти соседей. Сергей привез их со «своих» строек: рядом с возводящимися многоэтажками старые деревья сохранить не удавалось, они все равно бы погибли. Огромные липы выкапывали экскаватором, краном грузили на «КамАЗ» и ночью везли через весь город. Когда он привез к новому дому первую, все говорили: «Брось, не приживется». Сергей не спорил, но несколько дней спустя привез вторую, третью. Советчики махнули рукой — пусть дурит, раз деньги есть. Деревья два года болели, а на третий липы зацвели.

— Раз взялся — значит, получится, — подвел итог Сергей. — Понял, Андрюха?

И привез со стройплощадки супермаркета еще огромную лиственницу. У него всегда получалось то, что он задумывал.

Почему-то листья не убрали, вздохнула Лина. Хотя с утра звонили, говорили, что приедут приводить в порядок участок. Надо было днем спросить у Елены Степановны, да было не до того. Листья, деревья, экскаваторы, бежевый металлик… Почему же не получается думать о главном? Сегодня она узнала, что у ее мужа есть любовница. И он держал лицо другой женщины в своих ладонях. Но в голове как нарочно срабатывал предохранитель: дойдя до этого момента, мысли сами собой сворачивали с больной темы и уходили в безопасное русло. Наверное, это оттого, что она думает про себя, решила Лина. Вот если бы вслух, если бы ее кто-то слушал, тогда бы она собрала все обрывки воедино, и, возможно, что-то прояснилось бы. Но на часах было без четверти двенадцать — это сколько же она простояла у окна? Да хоть бы и двенадцать дня, с горечью заметила Лина. Все равно говорить на такую тему она ни с кем не стала бы. Маму нельзя волновать, для мамы ее семейная жизнь должна оставаться идеальной, такой, какая была и есть у них с отцом. Подруги? У нее нет подруг, только приятельницы. Но она сама столько раз выслушивала их жалобы на мужей, таких-сяких и разэдаких, столько раз с высоты своего семейного благополучия снисходительно давала умные советы, как наладить отношения, что весь перечень возможных рекомендаций (от «брось и наплюй, все мужики такие» до «а ты подай на развод, сколько можно терпеть») знала уже наизусть. И ни один из них не подходил к ее уникальному, единственному в мире случаю. Это про чужую беду говорят — руками разведу. А для своей нужен кран «КамАЗ» и экскаватор, как для тех самых лип, будь они неладны!

Наконец, почувствовав элементарную физическую усталость, Лина буквально упала на кровать. Она лежала, тупо глядя в потолок, когда за дверью послышался тихий вздох и робкое поскребывание. Сердце у Лины подпрыгнуло — Сергей все-таки пришел! Решил объясниться? Просить прощения? Не-ет, она не намерена мириться! Такое не прощают! Прошлепав босыми ногами по полу, Лина резко распахнула дверь.

На пороге обнаружилось крохотное лохматое существо, укоризненно смотревшее на Лину темными и круглыми, как спелая черешня, глазками.

— Бусечка! Девочка моя! Я же про тебя совсем забыла!

Бусечка добавила еще укоризны во взоре и задрожала всем своим крохотным пушистым тельцем, как будто находилась при последнем издыхании.

— А где ты ходишь? Когда не надо, вечно лезешь вперед хозяев в постель, а тут ждешь, пока дверь закроют! — с досадой выговорила Бусечке Лина, хватая ее на руки и прижимая к себе.