Кэтрин Стоун - Ложе из роз

– Дай мне попробовать. – Он прикоснулся губами к ее губам. – Вот так. Туманы… – Чейз с восторгом ощущал ее нежную сладость.

– И огонь. – Она целовала его, приветствуя ласковое прикосновение, и радовалась, наконец поняв, что значит чувственная страсть, познав жар, которым она сжигает.

– И радуги. – Чейз склонился к своей волшебной Малиновке.

– И твоя Кассандра, твоя, твоя, твоя!

Кэсси. Кэсси. Кэсси.

И они любили друг друга на этой белой атласной постели, усыпанной бледно-розовыми лепестками. Чейз шептал новое нежное имя, придуманное им для нее и ставшее символом их близости. Он шептал его снова и снова – и снова ласкал и любил ее.

Он произносил ее имя с удивлением, нежностью и любовью, и она шептала, тоже по-разному, его имя. Когда они, усталые, лежали в объятиях друг друга, уже сделав бесконечное множество открытий, но все еще не успокоенные и не удовлетворенные, Чейз, ощущая ее незащищенность, продолжал нежно ласкать ее.

– Тебе не нравится, что я такая худая?

До сих пор он не сознавал, насколько она хрупка, даже не догадывался. В своем многослойном оперении Кассандра казалась ему изящной, а ее роскошные золотые волосы сулили изобилие во всем. Энергия ее была неисчерпаемой, безграничной. Но она оказалась еще и такой нежной… Кожа ее на ощупь была как прикосновение тонкой шелковой паутинки, окутавшей столь же тонкие, хрупкие кости.

Чейз встретил тревожный взгляд ее синих глаз и улыбнулся:

– Если бы только я мог пожелать тебя сильнее, чем уже желаю!

Он нежно погладил кончиком пальца ее бледно-розовую щеку.

– Но тогда это убило бы нас обоих, довело бы до полного изнеможения.

– О! – прошептала она с чувством безмерного облегчения и радости.

– Это так, Кассандра!

Он поцеловал ее веки, нежный изгиб рта и тот его уголок, что был чуть опущен. Через мгновение страсть снова бросила их в объятия друг друга, и они не смогли побороть вновь возникшего неистового желания.

Когда они отдыхали после очередного бурного слияния, Чейз озабоченно сказал:

– Ты слишком мало ешь.

– Но я всегда так ела.

Потому что никогда не чувствовала себя в полной безопасности, чтобы есть, как другие люди.

Внезапно его охватило беспокойство. Она и в самом деле была такой тонкой, такой хрупкой…

– Тебе было холодно, когда мы любили друг друга!

– Нет.

Впервые в жизни она чувствовала себя согретой и защищенной – защищенной его объятиями.

Глава 10

Уэствудская мемориальная больница, палата интенсивной терапии Воскресенье, четвертое ноября

Рассвет еще не наступил. Виктор и Хоуп спали в отеле – каждый в своем номере, в то время как Чейз не отходил от постели Кассандры. Ему было необходимо видеть ее, прикасаться к ней, говорить с ней до того, как ее отправят в операционную. Это должно было произойти ранним утром. Кость, изъятая из ее черепа, чтобы снять излишнее внутричерепное давление и избавить ее от возможного отека мозга, должна была быть возвращена на место. Отек рассосался, и появилась надежда, что череп ее будет иметь прежний вид.

А что, если она никогда не придет в себя?

И Чейз молча убеждал, умолял, согревая и нежно убаюкивая ее.

Руки Кассандры были теперь свободны от зондов и капельниц; именно эти руки он представлял в своих бесконечных снах, бледные, изящные, умоляюще протянутые к нему. Он пробуждался от этого навязчивого видения и снова погружался в него, когда засыпал. Этот же сон преследовал его и теперь, когда Чейз, не выдерживая усталости, начинал дремать, и так продолжалось до тех пор, пока врачи не выгнали его из палаты и не настояли на том, чтобы он попытался уснуть по-настоящему.

Что-то случилось, когда в последний раз он ненадолго заснул, – что-то, от чего его сердце бешено забилось. Надежда возродилась в нем с новой силой, когда утром он приблизился к палате интенсивной терапии. Может быть, Кэсси уже очнулась, может быть, ищет его, он ей нужен…

Но Кассандра не очнулась и не могла видеть отчаянную суету в своей палате и во всем блоке интенсивной терапии. Субботний вечер принес в Лос-Анджелес проливной дождь и бурю. В больнице царили тревога, беспокойство, страх, но она продолжала спать.

Нет, ради него она не проснется. Чейз готов был поклясться в этом, когда баюкал ее маленькие бледные истерзанные руки в своих ладонях. Мысль пришла сама по себе, без участия его воли, непрошеная, незваная, и уже не покидала его. Она проснется ради Роберта. К нему она потянется с радостью, с нежностью, с любовью.

Роберт.

Бдение прославленного актера у постели больной в последнее время не было круглосуточным, но благодаря стараниям папарацци всем и везде было известно о его страданиях. Чейз не говорил об этом Кассандре. Пока не говорил. Молчаливое прикосновение, убаюкивающая ласка его рук, его тепло – так начинался теперь каждый их день. Чейз заставил начальство, ведавшее палатами интенсивной терапии, пойти ему навстречу, и теперь они могли приветствовать каждый новый день, проведенный вместе, как день любви, начавшейся на Черной Горе.

Однажды Чейз отважился прошептать: «Привет! Доброе утро!» – и тут же нежно и без слов принялся уверять ее, что скоро все пойдет на лад, что все будет так хорошо, как никогда прежде; что она скоро откроет глаза и очнется. Он уже много раз пытался говорить Кассандре о людях, которых она когда-то любила.

Элинор чувствует себя прекрасно – просто диву даешься, насколько она живая и энергичная. Ее ресторан процветает и делает честь долине Напа. К тому же у нее появился друг по имени Сэмюэл – отошедший от дел профессор археологии.

Джейн тоже процветает, но все еще не замужем – это и к лучшему. Ее от руки расписанная стеклянная посуда идет нарасхват, особенно во Франции, а ее галерея в Сент-Хелене является примером хорошего вкуса.

Вначале Чейз делился с ней только радостными новостями, но Кассандра, его трепетная Малиновка, расцветала, когда оказывалось, что она могла быть хоть чем-то полезной.

Поэтому Чейз осторожно стал наращивать слой за слоем плоть на построенный им костяк одних только лучезарных событий, как когда-то Кассандра, чтобы скрыть свою хрупкую фигуру, одевалась в несколько радужных слоев пестрых тканей.

Чейз рассказал Кассандре правду о новой любви Элинор и о том, как непросто складывались их отношения с Сэмюэлом, как им трудно было полюбить снова. И все же они сумели обрести счастье друг в друге.

А еще он рассказал ей правду о Хоуп:

– Хоуп стала прокурором. Она добилась в своем деле потрясающих успехов. Она так предана своему делу, которое стало ее жизнью, ее спасением. К тому же теперь она ослепительно хороша. Хоуп стала стройной, выполнив обет, принятый в тот вечер, когда мы сидели за столиком у окна в Бодега-Бей и солнце опускалось в океан. Да, она стала сильнее, чем прежде, но в душе неспокойна, несчастлива, потому что по-прежнему одинока. Ей нужен друг, Кассандра. Ей, как и мне, нужна ты.