Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова

Ликушу с Рустамом? Отвлеку обоих, а то Лика в последнее время как-то особенно бурно изнывает от любопытства по поводу меня и Ватаева.

Пытаюсь представить вместе Лику и Рустама. Ага, щас прямо! Обойдется Ликуша. Ей и Каминского хватит.

Интермедия 5. Фея искренности, фея, рассыпающая хлебные крошки и еще один человек, не верящий ни в какие сказки.

Ленэра Арленовна выключила духовку, достала противень с кексом, накрыла выпечку полотенцем. По квартире тут же в полную силу запахло свежей сдобой.

Подал голос дверной звонок. Кто бы это мог быть? Рена ключи забыла, когда уезжала в командировку? Вот растяпа!

– Я открою! – раздался голос Аира.

Послышались голоса. И второй голос, хоть и женский, принадлежал явно не Рене. В прихожей обнаружилась совершенно незнакомая женщина. Может быть, это коллега Аира? Ленэра Арленовна перевела взгляд на сына, но он едва заметно пожал плечами.

– Добрый день. Чем обязаны?

И тут Ленэра увидела то, что сначала не заметила. В руках у женщины было что-то. С этого «что-то» гостья ловко стянула яркое расшитое полотенце.

– Я пришла в ваш дом со своим хлебом. Вы позволите мне войти?

Хозяева квартиры изумленно переглянулись.

– Аир, ты что-нибудь понимаешь?

Он снова едва заметно пожал плечами.

– Пока нет, но, уверен, сейчас разберемся. Позвольте?

Хлеб – какого совершенно незнакомого Ленэре вида – перекочевал из рук в руки, а Аир помог гостье снять пальто.

– Наверное, мне стоит представиться, – женщина быстрым движением, выдававшим волнение, заправила прядь волос за ухо. – Меня зовут Танзиля. Танзиля Ватаева.

– Очень приятно, Танзиля, – ответили ей степенным кивком. – Меня зовут Ленэра Арленовна.

– Я знаю, – мягко улыбнулась женщина.

Ленэра перевела взгляд на сына.

– Я все равно ничего не понимаю.

– Зато я, кажется, начинаю кое-что понимать. Танзиля, как вы относитесь к чаю?

– За чаем всегда идет хорошая беседа.

– Тогда прошу.

***

Из гостиной слышатся голоса. В том числе, и незнакомый женский. У нас гости? Как некстати, я неожиданно сильно устала за два дня командировки. Но хорошие манеры вбиты намертво, поэтому, раздевшись, я иду засвидетельствовать почтение и прочее.

В гостиной за столом, накрытым для чаепития в лучших традициях Ленэры, сидят трое – мои родные и их гостья: темное длинное каре на густых волосах, яркие глаза, нос с изящной горбинкой. Она вдруг, на первый взгляд, кажется мне знакомой. Что-то есть в ее чертах такое, что я вглядываюсь в нее пристальнее. Мы знакомы? Виделись? Нет. Хотя она смотрит на меня с явным интересом. Как будто у нее есть ко мне какое-то дело. И даже с легкой улыбкой.

– Рена, ты вовремя.

Да ладно? К чему вовремя?

– Знакомься, это Танзиля… Простите, не разобрал отчества, – Аир оборачивается к женщине.

– Ильмановна, – она улыбается. Как-то неожиданно робкой для такой взрослой, прекрасно выглядящей и стильно одетой женщины. – Но можно без отчества.

– Нам можно. Но Рене все-таки следует называть вас по отчеству.

Мне? Следует? С чего бы мне вообще с этой женщиной о чем-то говорить, я вижу ее в первый раз в жизни. Она поворачивает голову, и что-то в этом жесте, в самом движении снова кажется смутно знакомым, словно проблеск какой-то.

Я ее не видела никогда! Или… нет?

– Рена, это Танзиля Ильмановна Ватаева.

– Очень приятно, Танзиля Ильма…

Тут меня догоняет фамилия. И я падаю в кресло. Тут же впиваюсь взглядом в лицо этой женщины. Ватаева?! Это… это мать Рустама? По возрасту в принципе подходит. Что она делает в нашем доме?

– С Русом что-то случилось?! – вылетает у меня само собой.

– Нет, с ним все в порядке, – Танзиля Ильмановна смотрит прямо мне в лицо. У Руса глаза матери. Просто один в один. – Я пришла к вам, Рена.

Хоть убейте меня, не вижу ни одной причины, по которой Танзиля Ватаева пришла бы ко мне. И тут она объясняет мне. И всем желающим заодно.

– Я пришла к вам… – она переводит взгляд с меня на Ленэру, потом на Аира. – Сватать Рену за моего сына Рустама.

Из рук Ленэры со звонким «звяк» на блюдце падает ложечка. После нее наступает тишина.

Остановите спектакль, я потеряла сюжетную нить. Мне надо в уборную. В буфет! Остановите Землю, в конце концов, я хочу сойти!

Ватаев, ты что натворил, мать твою?! В смысле, что она, твоя мать, тут делает и говорит?!

Бразды правления берет Аир. Невозмутимо подливает нашей ошеломительной гостье чаю.

– А можно нам чуть больше деталей, Танзиля? Пока мы несколько… обескуражены.

– Конечно. Я сейчас все расскажу. У нас очень почтенная семья. Мой прадедушка занимался разведением…

Меня словно подбрасывает в кресле. Бросаю беспомощный взгляд на Аира.

– Я… мне надо помыть руки.

– Конечно. Возвращайся, Рена, мы будем тебя ждать.

С Земли нельзя сойти. А вот вломить Ватаеву хотя бы по телефону – можно. Даже необходимо.

***

– Ты что творишь?!

– Думаешь, девяносто от груди – многовато?

Отнимаю телефон от уха, смотрю на экран. Потом в кухонное окно. Ватаев, о чем ты?! Какие девяносто килограмм, при чем тут грудь?

Может, это заразное? Может, у них в роду раннее сумасшествие? Может, они оба одновременно чокнулись – и Рустам, и его мать?

– Ты о чем?

– А ты о чем, Рена?

Делаю медленный вдох, потом выдох.

– О том, что твоя мать сейчас у нас дома. Пришла сватать. Меня за тебя. Или тебя за меня. Я не знаю, как это правильно говорится!

Конец фразы я уже истерически выкрикиваю. А в трубке что-то с металлическим грохотом падает, и я вдруг запоздало понимаю, что Рустам, скорее всего, сейчас в спортивном зале. Там еще слышатся мужские голоса. А потом короткое Ватаевское:

– Сейчас приеду.

– Нет!

Я мгновенно представляю в компанию ко всему это безумному Льюс-Кэролловскому чаепитию еще и Рустама. Чтобы вообще без шанса на нормальность.

– Я приеду, – повторяет он упрямо. – Минут через сорок. Самое позднее – час.

– Не надо! – странно, но голос Рустама действует на меня успокаивающе. Внутренняя истеричка прячется. Но на всякий случай делаю контрольно еще один медленный вдох и вы-ы-ы-ы-дох. – Просто скажи – ты что, об этом… не знал?

Сначала красноречивое молчание, а потом негромкое:

– А ты всерьез считаешь, что я мог послать мать… Да