Измена. Не делай мне больно (СИ) - Шевцова Каролина

- Как благородно. Но не лучше ли было делать все, чтобы не изменять мне?

- Лучше! Лучше, Вика, веришь? Но как, бля*ь? – Саша со смехом откинулся на кровати. Несколько минут я видела, как сотрясается в спазмах его большое тело. Как вздувается живот, как корчится в болезненных муках мой любимый человек.

Не то смеется. Не то плачет.

Но когда мне стало страшно за него, он вдруг успокоился и произнес чужим, утробным голосом:

- Я потерял все, Вика. Работу, дом, машину, свое имя, свою мечту.

И от того тона, каким он перечислял свои потери, меня заколотило в слепой ярости. Какая драма! Какой эгоизм! Все мое-мое-мое. И мечта и цели, вот только где здесь я? Почем опять потерялась? Саша не изменится и оставалось это только принять, а я сопротивлялась.

Сидеть с ним в одной комнате, дышать одним воздухом, все еще носить его фамилию – это стало не просто болезненно, нет, невыносимо!

- Ты потерял? Ты?

- Да я! - Он вскочил с кровати и сделал шаг навстречу, но замер, почувствовав на себе мой прожигающий взгляд. Не сейчас, Кораблев. Если хочешь уйти отсюда целым, то не трогай меня.

- Не поверишь, Саша, но у меня тоже была мечта, - спокойно произнесла я. – Не такая возвышенная как у тебя, но ведь это и не обязательно. Не всем дано мечтать поравняться с Богом. Не все хотят взмывать в небо, спасать людей, вершить революции, управлять империями. И от этого их мечты не становятся какими-то неправильными, понимаешь? – Кораблев безучастно кивнул, будто не слышал моих слов. И не надо, все это я говорила не для него. Для себя. – Я всю жизнь жила с мыслью, что я какая-то неправильная. Не так одевалась, не там училась, слишком скромная и тихая для тебя такого великого! Я правда думала, что не подхожу тебе! И, наверное, не подходила. Но это не отменяет того, что и у меня была мечта! Прикрывать тебя, пока ты там летал. – Я откинула подушку в сторону. Сняла с себя броню и предстала перед мужем не просто открытой, не просто сняв видимую защиту, а с сердцем вывернутым наизнанку. – Я, Саша, мечтала о семье. Я мечтала том, как буду готовить вкусный ужин, чтобы тебе хотелось возвращаться домой. Как буду помогать тебе идти к твоей цели. Как буду твоими плечом и поддержкой. Как буду воспитывать наших детей, таких сильных, таких похожих на тебя.

Пальцы задрожали. Я сильнее впилась ими в подлокотники кресла, чтобы Саша не видел, как меня трясет. Но он и не смотрел. Стеклянные глаза уставились прямо в стену – сквозь меня.

- Я тоже мечтала, Саша. И я тоже потеряла свою мечту, как и ты. И пожалеть меня совсем некому.

- Сейчас ты уйдешь, - Саша скривил губы в горькой улыбке, - выйдешь замуж снова, заведешь ребенка и все будет хорошо. Ты можешь так сделать. Я – нет.

Я встала со своего кресла и поплелась в сторону выхода. Господи, снова слышать, как несчастен мой муж, как несправедлива к нему судьба, было невозможно. Потому что я тоже оказалась несчастной, запертой в этой комнате с кривыми зеркалами, где все наши мечты исполняются, но не так, как мы того хотели.

Никто и не обещал нам ту самую эфемерную справедливость. Терять что-то часть нашего пути, так уж вышло. Осталось это принять. И жить дальше.

- Я так и не смирился с тем, что не могу проститься.

- Что? - Я стояла в дверях, когда меня догнал его голос.

- Проститься, Вика. То, чем мы с тобой занимаемся. Ты попрощаешься со мной и отпустишь, а я так сделать не могу.

Он накрыл подушкой лицо, прижал ее плотнее и заорал изо всех сил. Перья глушили крик, отчего он становился тише и страшнее. Гораздо страшнее.

- Саш…

- Нет, - прохрипел он, - ты дослушай. Больше мне некому это рассказать. И пожалеть меня тоже, как оказалось некому.

От обреченности в его голосе мне захотелось плакать вместе с мужем. Потому что он плакал.

- Я всегда знал, что у меня будет конечная точка. Мой последний полет. – Я много раз слышала эту историю, но не смела перебивать Сашу сейчас. Пускай выскажется. – Я не знал наверняка, но догадывался, какой это будет рейс. Мой любимый. Я в последний раз взмою в небо, поцелую клювом самолета облака, последний раз пообщаюсь с пассажирами и съем свой последний разогретый безвкусный обед. А когда все закончится, когда я посажу самолет и услышу, как мне аплодируют, не только пассажиры, но и члены моей команды, я пойму, что это конец. Положу под кресло фуражку, так чтобы механик выкатил меня назад прямо по ней. А на трапе меня будут ждать все наши. С алыми розами. С огромным букетом алых бля*ь роз. Потому что так провожают всех летчиков! Потому что это традиция! Часть нашей жизни! Из которой меня просто выкинули! Я не смог проститься со своим самолетом, мне не дали. И теперь все эти люди, мои коллеги, делают вид, что я прокаженный. Как будто они заразятся чем-то, если просто поговорят со мной, понимаешь? Так ведут себя здоровые, когда приходят в палату к смертельно больному. Делают что-угодно, лишь бы не смотреть в глаза.

- Мне жаль, - прошептала я.

- Мне тоже, - ответил он.

И когда я спускалась по лестнице, меня догнал его тихий и потому такой пугающий голос:

- Я не договорил. Я потерял работу, дом, машину, имя и мечту. Но самое страшное случилось, когда я понял, что потерял и тебя тоже.

Глава 24

В этой квартире всегда холодно. Из окон дует ветер, из вентиляции в ванной просто дует. От этого в комнате стоит знакомый успокаивающий гул, как в самолете при посадке.

Саша с силой стукнул себя по лбу. Не думать ни о каких самолетах, хватит. Это закрытая тема. Табу!

Надо как-то начинать жизнь сначала, как ребенок, который только пытается оторваться от стенки и пойти. Надо учиться ставить ноги на пол и двигаться вперед. Пускай неуверенно, падая на каждом шагу, но идти.

В первую очередь закрыть часть кредитов. О том, чтобы погасить все, не может быть и речи. Слишком много денег, слишком мало времени. Когда он разберется с кредитками, попросить у банка рассрочку или оформить банкротство, чтобы государство не забрало квартиру. Утрясти дела с Викиным ВУЗом, куда она понесла диплом. Каждый раз, когда женщина берется за какой-то вопрос, он разрастается до статуса проблемы. Ей осталось подписать одну бумажку, а она надумала черт знает что! Хочет баба корочку, лишь бы не икорочку. Сделает! Но это потом, а главное сейчас найти работу. Не что-то колоссальное, достаточно места, от которого не будет тянуть повеситься в обеденном перерыве. Запрос пока что такой. Тянуть лямку, получать зарплату, не сдохнуть. О том, чтобы когда-нибудь снова вернуться в небо, Саша уже не мечтал.

Это прошлое. Счастливое, радостное, беззаботное прошлое.

Он подошел к окну и распахнул широкую створку. Втянул носом воздух, ощущая, как легкие цепенеют от декабрьского мороза. Совсем скоро Новый Год. Все обнулится и можно начать жить сначала.

И сразу за этой мыслью еще один пункт в копилку – купить Вике подарок. За всем этим дерьмом он забыл, что она любит. Духи? Нет, кажется, это плохая идея… Но что тогда?

Саша отстраненно следил, как на сером подоконнике появляется глубокая пыльевая борозда – след от пальца. Ну, дела. Перед его приездом тут вроде прибрались, или надо бы чаще? А если так, то где Вика берет все свои тряпочки и банки с приятно пахнущими штуками? И как вообще различает где какая, если сорвала со всех этикетки, чтобы, как она выразилась, избавиться от визуального шума. Что это за шум такой, который не слышно, а только видно?!

В этот момент в небе пролетел ярко зеленый самолет. Вот тут прям визуальный шум, потому что и видно и слышно. Судя по времени и компании на взлет пошел чартер. Кораблев вздохнул. Он ненавидел чартеры. В них почему-то всегда душно, громко, нервозно и пьяно от градуса в крови отпускников. Ему было проще слетать в Якутию и охренеть от перепада температуры и джетлага, чем выдержать один рейс в Анталию.

Но сейчас, в этот самый момент, стоя в арендованной студии перед грязным от пыли окном Кораблев готов был отдать что угодно, лишь оказаться в кабине пилота.