Вечное лето - Кейси Эшли Доуз

Где-то через час, когда мы идем через парк, заявляю, что хочу покачаться на качелях. А что? Качели общественные, бесплатные. Стоят тут для детей, но если мой зад в них влезет, то все окей.

Мой зад с трудом, но влезает. Сантино смеется, однако встает сбоку и начинает меня качать. Я прошу качать сильнее и сильнее, сильнее и сильнее. Доходит до того, что он передислоцируется назад и толкает меня теперь со всей дури сзади.

Когда я едва не делаю солнышко (радуясь, что мое платье обтягивающее и юбка не развевается, оголяя трусы), то наконец кричу, чтобы он остановил качели. Точнее визжу, поняв, что взяла лишка.

Хорошо, что уже глубокий вечер (для детей и мамашек, по крайней мере, – уже за 10 часов), потому кроме нас в парке почти никого нет и некому повозмущаться на мои вопли.

Он с трудом, но останавливает качели, которые все норовят по инерции сделать солнышко, отчего я бы точно богу душу отдала. Я смеюсь и пытаюсь отдышаться, словно пробежала марафон. Сантино облокачивается на ручки качелей по обе стороны, таким образом как бы нависая надо мной.

Когда он склоняется, я наконец получаю свой долгожданный поцелуй. Обвиваю его шею руками и больше не пытаюсь вытворить чего-то эдакого, в результате которого опять мы стукнемся зубами, носами или еще черт знает чем.

Его поцелуй требовательный, но вместе с тем мягкий. Он словно показывает свои потребности, но при этом учитывает и мои желания, о чем частенько забывал Тэд, пытаясь уложить меня в постель.

Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, он усмехается:

– Знаешь, так гораздо лучше, – так что давай больше без экспериментов от тебя?

– Хам! – смеюсь я и толкаю его в грудь.

Он отходит от качелей и помогает мне встать – в прямом смысле помогает, потому что вместить свой зад я смогла, но он благополучно застрял меж двух металлических ручек. В итоге трудом и потом я вызволяюсь из пут детских качелей.

– Хочешь интересный факт? – спрашивает он, когда мы садимся на лавку недалеко от этих качелей.

Нам обоим нравится в этом парке сегодня. Людей нет, но фонари горят почти все. Кругом зелень, и мы совершенно одни. Разве не классно?

– Ну давай, – я ожидаю услышать что-то из пабликов в инсте, где публикуют всякую фигню, зачастую выдавая ее за подтвержденные малоизвестные факты. Типа, интересный факт № 23 «у рыб есть члены, но они очень крохотные, поэтому мы их не видим». И все в этом роде.

Но «интересный факт» Сантино оказывается совершенно другим. Едва мы садимся, он с простотой поднимает ноги на другой конец лавки, а голову кладет мне на колени, словно мы так делали уже не один раз. Я не теряюсь и с такой же простотой начинаю перебирать его темные волосы, хотя сердце начинает от этой, казалось бы, ерунды биться куда как быстрее.

Думаю, он слышит его удары, потому что едва заметно улыбается.

– Ну так что за факт? – поторапливаю я его, желая отвлечь от того, что раскраснелась как помидор, что мое сердце наделывает тан-там, и вообще что я так нервничаю, когда он спокоен как удав.

– Помнишь того парня, который прицепился к тебе? Пит?

– Еще бы, – фыркаю я, – этого кретина не забудешь. А с чего ты вспомнил о нем?

– Это я попросил его до тебя прицепиться, – небрежно бросает Сантино.

Я перестаю перебирать его волосы:

– Что?

– Ну… – усмехается он, – ты явно была не расположена ко мне, и мне надо было как-то заполучить себе шанс. Зато я прекрасно видел, как тебя пугают все эти ребята. Ну вот план как-то сам собой и созрел.

Ну да, можно было догадаться. Единственный – но самый крупный – начинает ко мне лезть. Вдруг совершенно неожиданно именно Сантино проходит мимо и именно он вроде как вступается, хотя казалось бы с чего бы. И он же сам предлагает меня проводить, преподнеся все так, что я проникаюсь идей преследования Пита.

Уверена, он бы и пошел за мной, если бы я отказалась в первый день, – и тогда пришлось бы просить об этом Рамоса во второй.

Тем более, как равнодушно потом Пит игнорировал меня после стычки с Тэдом. Если бы этот парень реально хотел ко мне приклеиться, то подобная стычка только еще сильнее распалила бы его, сделав меня «делом принципа».

– Не удивлена, – лгу я, стараясь показать недовольство.

На самом деле мне совершенно плевать. Конкретно сейчас я даже рада, что он тогда это сообразил. Потому что я и правда была настроена тогда к нему очень скептично и категорично, и в жизни бы не пошла на контакт, если бы не вынужденные условия, которые он создал.

– Совсем не удивлена? – щурится он, чувствуя блеф.

– Только если немного, – дурачусь я, – я не догадывалась, но теперь мне это очевидно. Удивительно только, что я раньше этого не поняла.

– И не злишься? – усмешка скользит на его губах.

– Напротив, – смеюсь я, – значит ты достаточно умен и сообразителен, а разве это не круто? К тому же, если бы ты это не придумал, то шансов у нас и правда было бы ноль.

– Потому что ты стереотипно мыслишь, – улыбается он, но глаза серьезные.

Я хмурюсь:

– Что значит «стереотипно мыслю»?

– Ну… раз я постоянно попадаю в переделки и торчу на исправительных работах, я сразу негодяй и тот, с кем и близко стоять не стоит.

– А это не так?

– Отчасти. Но ведь есть и другая сторона личности. Но стереотипы заставляют нас считать, что абсолютно все нарушители ужасны совершенно во всем, скверные и вообще полный отстой, с которыми и при надобности связываться не стоит.

Мне становится стыдно, потому что я понимаю, что именно это считай и сболтнула тогда, когда говорила про художников.

(– Не думала что ты художник. Ты на них не похож.

– Надо же. И как они выглядят?

– Ну… совсем не так, как ты.)

– Наверное… – протягиваю я, – но вы же сами создаете этот образ.

– Совсем нет, этот образ в ваших головах. Ну смотри, ты тоже торчала на исправительных, но из-за того что ты прилежная ученица, с постоянными отметками A+, никто этого и не берет в расчет.

– Не только поэтому. Если бы я постоянно в это влипала, никакие бы оценки не спасли. Что тебе мешает тоже учиться, если тебе не нравится, как о