Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская

понаслышке знаешь, что значит вынашивать более одного ребенка. Сама родила тройню, - напоминаю ей, а в ответ получаю лишь огорченный вздох. – Сейчас Богданова чувствует себя нормально, но с каждым месяцем нагрузка будет расти, а под конец срока достигнет пика – и больное сердце не справится. Аборт делать будет поздно, рожать нельзя.

- Я понимаю. Поэтому тебя и вызвала, - прикрывает глаза, надавив на переносицу. – Если честно, я надеялась, что ты поможешь избежать радикального решения. Как жаль ее…

- Хуже будет, если мы ее совсем потеряем, - произношу с твердостью, сжав кулаки в карманах халата. - Поговори с ней, убедись, что она послушалась. Зная ее, я сомневаюсь. К сожалению, меня она воспринимает в штыки.

- Почему? – удивляется, вонзаясь в меня пристальным, подозревающим взглядом. - Гордей?

- Давай без лишних вопросов. Сейчас главное – вытащить Вику, - отмахиваюсь, отходя от окна. - У меня прием. Надеюсь на тебя.

Шагаю в свое крыло, бешеным вихрем пролетаю мимо пациента, который ждет меня под дверью.

- Две минуты, - выплевываю отчужденно.

Закрываюсь в кабинете, скидываю халат, будто он горит на моем теле, прожигая до костей. Яростно смяв его, бросаю прямо на стол. Подумав секунду, опять хватаю белый ком и вместе с ним бешено смахиваю все с деревянной поверхности. Бумаги, планер, канцелярия, стекоскоп – вещи разлетаются по полу. Позвякивание, шелест, грохот – какофония звуков разрывает спертый воздух.

Громко, но… К черту!

Открываю окно настежь, игнорируя холодный ветер и липкую морось, упираюсь кулаками в подоконник. Смотрю вниз, на парковку. Нахожу машину Богдановой, зачем-то фокусируюсь на ней. Теряю счет времени.

Наплевав на прием, дожидаюсь, когда из клиники выйдет Вика.

Заторможено наблюдаю, как она подходит к водительской двери, ищет в сумке ключи и, будто почувствовав меня, запрокидывает голову.

Встречаемся взглядами. Напоследок.

Прости…

Глава 16

Несколько   дней   спустя

Виктория

С каждым днем боль только усиливается. Пускает корни в сердце, разрастается ветвистыми черными розами по венам, протыкая их шипами. Я будто истекаю кровью изнутри. Медленно, мучительно. За ребрами давит, и в особо тревожные минуты я думаю о предостережении Гордея. Что если он не желал мне зла? На доли секунды допускаю, что он и правда дал мне рекомендации как врач. Я хочу верить в лучшее, как влюбленная дурочка. Утешаю себя и ищу в мужчине положительные стороны.

Но потом вспоминаю его холодный взгляд, циничные слова, спокойный росчерк пера, которым он без сомнений послал на смерть собственных детей. Не помог, не попытался побороться… Ни-че-го. Напоследок пожелал мне пролечиться и... еще раз забеременеть. Разумеется, уже не от него.

С тоской осознаю главный мотив - Гордею мы просто не нужны…

Все против нас, и я не знаю, что делать. Не могу ни есть, ни пить, ни работать, ни… жить. Действую на автопилоте. Продолжаю размышлять о своей никому не нужной беременности, спрятавшись в прививочном кабинете деткой поликлиники. Подальше от коллег, потому что меня тошнит от их безупречно белых халатов. Теперь я знаю, какая беспросветная тьма может скрываться под ними.

Апатично уставившись в одну точку, помешиваю сахар в кружке остывшего чая.

- Ох, задергала тебя Машка? – охает прививочная медсестра, отвлекаясь от заполнения карточек. Садится рядом со мной за стол. - Из кабинета выжила, так что ты у меня отсиживаешься?

- Нет, я помочь тебе хочу, пока у меня перерыв между приемами, - пожимаю плечами, отодвигая от себя нетронутый чай.

- Я бы на месте главного давно эту тараканиху уволила, - продолжает причитать. - На нее ведь жалобы от пациентов сыплются как из рога изобилия.

- Работать некому, текучка постоянная, - безэмоционально отвечаю. Марию я действительно видеть не могу. Если она вновь спросит о Гордее, то я… позорно расплачусь. Завистнице на радость. – Да и я, наверное, уволюсь, - заявляю неожиданно для самой себя.

- Как? Ты же педиатр от бога! Как только появилась, все детки тебя полюбили, а мамочки в очереди выстраиваются, - Светлана Яковлевна складывает руки на груди, сокрушенно качая головой.

Хорошая женщина, добрая. С первого дня меня приняла. Когда все важные врачи были хронически заняты и отмахивались от меня, эта медсестра терпеливо рассказывала, как здесь все устроено, и напоминала о планерках, на которые я порой опаздывала, не успевая закончить прием.

- У меня дядя за границей, - спокойно поясняю, хотя в груди бушует шторм. – Сразу после института звал к себе на стажировку в Германию…

- Ой, да что эти немцы умеют, - фыркает недовольно. Человек старой закалки, она ярая сторонница отечественной медицины. – Мы в таких условиях работаем, что им и не снилось, зато всегда на чеку! В самых сложных ситуация быстрее отреагируем, чем эти педанты. Еще их научить можем многому!

- Я дяде на выпускном примерно так и сказала. Обиделся, - тихонько посмеиваюсь. – А теперь думаю... Почему бы и нет? Учиться полезно. Опыт западных коллег не помешает.

Признаться, я просто хочу сменить обстановку и уехать как можно дальше от проблем. На расстоянии забыть Гордея будет легче, чем когда я вижу их с Алисой регулярно в своем кабинете.

Что будет с нашими общими двойняшками? По-прежнему не могу решить…

Родной детский голосок раздается внезапно, но проникает сразу в сердце. Инстинктивно подскакиваю с места, подлетаю к двери, трясущимися пальцами обхватывая ручку. Выглядываю в коридор, где мамы ожидают очереди на прививку. В толпе незамедлительно нахожу… его.

Гордей меряет шагами пол, покачивая на руках плачущую Алису. Нетерпеливо кружит рядом с моим кабинетом, откуда я сбежала. Он тщетно пытается успокоить дочь, а я – свое бешено выпрыгивающее из груди сердце.

- Гордей Витальевич, - окликаю его, с трудом восстановив сбившееся дыхание. – Доброе утро, у вас запись через час, - хмурюсь, покосившись на часы.

Я надеялась, что у меня будет время, чтобы подготовиться к встрече. Убедить себя в том, что Одинцов –