Приехал муж из командировки - Дарья Волкова

своего видела только на фотографиях. Как-то быстро он потом испарился в туманной дали – и ни писем, ни телеграмм, ни алиментов.

Мать моя, в итоге, поступила в техникум и выучилась на библиотекаря. Только вот близость к книгам ее никакой мудрости не научила. Мы жили как-то безалаберно и как-то врозь. У мамы своя жизнь, у меня своя. Жили, можно сказать, скромно. Квартира однокомнатная, дед помог выхлопотать, зарплата у матери тоже скромная, правда, дед с бабушкой помогали – особенно пока дед был жив. Я его почти не помню, он умер, когда мне лет пять было. Все свои вопросы я всегда решала сама – учёба, постирать, погладить одежду, рано научилась готовить. Помню, как в тринадцать лет подошла к матери и неловко попросила купить мне прокладки.

– Как? Уже? – только и вздохнула она. Но прокладки купила.

Подготовка и сдача экзаменов, принятие решения о том, куда поступать – всё это я решала самостоятельно. Единственное, в чём мне помогла мама, – на выпускной вдруг раскошелилась на платье. У знакомой портнихи пошила. И туфли купила. И прическу мне сделали в салоне. В общем, я была не хуже других выпускниц. Правда, и не лучше – у нас девчонки некоторые были прямо как королевы, но я и за это была маме благодарна.

А потом был колледж, учёба, новые друзья, первая влюбленность в сокурсника Костю, который, кроме шикарных джинсов с дырками и умения делать девочкам глазки, еще играл на гитаре и пел. Пел безобразно, как я теперь понимаю. Но это не помешало мне отдать Косте свою невинность. А когда я училась на последнем курсе и уже готовилась к выпускным экзаменам, умерла бабушка. И внезапно всё оставила мне – добротный деревенский дом и деньги под матрасом.

Про деньги под матрасом мне сказал дядя Лёша, мамин брат. А я, когда мы приехали на похороны, только смотрела круглыми глазами на пачки денег. Я в своей жизни столько наличных никогда не видела!

– Здесь всё точно, Лиза, я взял только на организацию похорон, – негромко говорил дядя Лёша. Он был старше моей мамы на десять лет. – Вот тут всё по списку, что купил. А остальное – Лесе, так мать решила.

Честно сказать, я тогда была абсолютно обалдевшая от всего этого. Особого горя я не испытывала, всё же бабку я не очень хорошо знала. Но старый дом… И сладкая малина, черная смородина, колючий крыжовник. И нежные анютины глазки…

Ладно, оставим лирику.

Только усилиями дяди Лёши я свое наследство и получила. Потому что мама моя заявила, что это несправедливо и что я слишком молода и ничего не понимаю в жизни. Такими деньгами я не смогу по уму распорядиться, поэтому мама всё решит за меня.

Это теперь, уже став взрослой, я поняла, что дядька мой человек редчайшей, необыкновенной порядочности. О деньгах под матрасом, ну почти как о бриллиантах в стуле, он узнал у смертного одра умирающей матери. И никто больше об этих деньгах не знал. Равно как и о намерении бабки оставить всё мне. Он мог бы забрать деньги себе, и никто бы никогда об этом не узнал. Я не представляю даже, о чем говорили в последние минуты мать и сын, но дядя Лёша в точности исполнил волю умирающей матери. Ни разу не заикнулся о том, что какая-то часть денег должна достаться ему, как сыну. А когда моя мать о деньгах заговорила, что, дескать, это несправедливо – всё одной Леське – дядя Лёша сказал: «Мне родители в жизни очень помогли. Да и тебе тоже, Лиза. Грех жаловаться».

Именно дядя Лёша помог мне и с продажей дома, и с покупкой квартиры. Да, крошечная, да, в человейнике, зато с полным расчётом и только моя.

Не скрою, из родного дома я уехала с легким сердцем и даже радостью. Первое время было сложновато, но я уже подрабатывала, а еще мне помогали дядя Лёша и Славка. Именно поэтому я Славку и дядю Лёшу по первому чиху бегу выхаживать. Если бы не они…

Нет, я потом многое поняла. Поняла, что у бабки и моей матери были сложные отношения. Зная характер моей матери, это нетрудно угадать. Конечно, бабушка и дед очень ей помогали, пока я росла. Безотцовщина ведь, почти сирота. Бабушка меня жалела. И перед дочкой тоже винилась, видно, не додала ей любви и заботы. А если человека не научили любить и отдавать – то самостоятельно ему научиться этому трудно.

И всё же мне казалось, что в решении бабушки по отношению к моим дяде и матери была явная несправедливость. Но что я могла поделать? Я просто приняла наследство как должное. Я привыкла слушаться старших.

Когда у матери начались ее фантомные болезни, я включилась в эту игру. Как-то не очень заметно поначалу, думая, что это всё обойдется малой кровью, что у мамы это пройдёт. Но вот так, понемногу, по чуть-чуть… Но получилось, как в том эксперименте с лягушкой. Если лягушку бросить в кипяток, она выпрыгнет, попытается ускакать. А если лягушку поместить в воду нормальной температуры и постепенно ее нагревать, то бедная просто в какой-то момент сварится. При постепенном нагреве лягушка не почувствует момент, когда вода станет для нее необратимой и опасной для жизни. Это называется «привыкание».

Все началось с небольших сумм и кончилось тем, что я отдавала половину своего дохода матери, отказывая себе почти во всем, кроме необходимого минимума. И на что отдавала?

Она боялась стареть. Это тоже мне стало ясно не сразу. Но потом я поняла. Моя мама очень миловидная женщина. Интересная. Всегда нравилась мужчинам. Полагаю, именно поэтому моя бабка и держала дочь в черном теле. А маме тоже нравилось внимание мужчин. Справедливости ради скажу, что я в детстве и юности никогда не видела в нашем доме чужих мужчин. Но у мамы, конечно, были романы, были любовники, теперь, став взрослой, я это отчётливо понимаю. Цветы, подарки, поздние возращения домой. Что такого греховного? Я бы сейчас тоже не отказалась от цветов и подношений. Так вот не дарит никто подарков.

Вспомнилась вдруг сирень от Егора. Ладно, что вспоминать…

Но молодость мамы миновала. Красота стала увядать. И даже дорогостоящие бьюти-процедуры, на которые уходили мои кровные, с трудом заработанные деньги, не способны были остановить этот процесс. Мне иногда казалось, что моя мама смотрит на меня почти с завистью. Но я же не виновата, что молодая. Я не виновата, что я дочь, а