Падший враг - Л. Дж. Шэн

Слова проносятся мимо меня. Я больше сосредоточен на Виннфред, которая выглядит как человеческий ответ на пожар в мусорном баке: по ее лицу текут слезы, оставляя бледные потеки макияжа. Она разговаривает с двумя офицерами. Может быть, у них больше информации, чем у двух клоунов, которые постучали в мою дверь. Я напрягаю слух, собирая воедино части разговора.

— . . . частный самолет. . . сертифицированный пилот. . . опытный профессионал. . .

— . . . предполетный осмотр. . . плохое состояние шин. . . не несет юридической ответственности, но юрист сможет рассказать вам больше. . .

— . . . никто не уверен. . . такие вещи, к сожалению, случаются. . . кому вы хотите позвонить?

Острая, сильная агония пронзает меня впервые с тех пор, как развернулось это дерьмовое шоу. Перспектива становится реальной, а вместе с ней и последствия потери единственного человека в этом мире, который мне действительно небезразличен.

Все, чего я не чувствовал, когда умер Дуглас, — печаль, боль, беспомощность — теперь режет мои внутренние органы на тонкие ленточки. Я хочу подойти поближе, все услышать. В то же время я хочу, чтобы все заткнулись. Чтобы этот кошмар ушел.

Грейс, какой бы очаровательной она ни была, не самый надежный человек на планете Земля.

Она солгала нашим родителям обо мне.

Врала миру о наших отношениях годами.

Ничто не мешало ей солгать мне о деталях своего полета.

В какой-то момент два офицера, разговаривающие с Виннфред, выходят наружу, и мы остаемся одни. Ее красный, налитый кровью взгляд поднимается с пола. Как только она замечает меня, срабатывает узнавание. Похоже, ей ничего не хочется больше, чем ударить меня одной из пустых скамеек в зале ожидания.

— Перестань смотреть на меня, как на олененка. Это не они, — откусываю я, скаля зубы, как ужасный зверь. — У них не те люди. Мы уйдем отсюда до рассвета.

— Ты не можешь быть серьезным. — Она издает болезненный стон. — Ты действительно веришь, что это путаница с идентификацией?

— Да, — коротко говорю я. — И я не хочу, чтобы взрослая женщина в платье принцессы Диснея убеждала меня в обратном.

Она поворачивает голову в противоположную сторону и закрывает глаза, сжимая губы. Пусть она ненавидит меня. Меня волнует только Грейс.

Я начинаю шагать. Что у них так долго? Вы не можете призвать людей опознать тело посреди ночи, а затем заставить их ждать часами. Выудив свой сотовый телефон, я гуглил об авиакатастрофе в аэропорту Тетерборо и нажимал на вкладку новостей. Об этом есть одна единственная статья, в которой туманно объясняется, что во время взлета произошла авария и что в настоящее время выясняются подробности.

Офицеры возвращаются с сонным секретарем и двумя офицерами, которые пришли с Виннфред.

Четверо офицеров просят нас обоих отойти вместе с ними, чтобы попытаться собрать временную шкалу воедино.

— Вы знаете, куда направлялся самолет? — спрашивает офицер Дэмиен.

— Цюрих, — говорю я, и в то же время Виннфред отвечает:

— Париж.

Я бросаю на нее жалкий взгляд.

— Не все европейские столицы одинаковы, деревенщина.

Мне доставляет болезненное удовольствие быть с ней жестоким. Мне нужно куда-то выпустить пар, а она идеальная жертва.

— Я могу подтвердить, что самолет направлялся в Париж. — Офицер Ханна что-то записывает в блокноте, который держит в руках, не отрывая от него взгляда.

Моя челюсть отвисает. Париж? Грейс летела в Париж? Зачем?

— Сколько человек было в самолете, насколько вам известно? — Офицер Дэмиен продолжает, обращая внимание на Виннфред, у которой явно больше информации, чем у меня.

– Минимум три. — Она потирает подбородок, глядя широко раскрытыми глазами и потерянно, как ошеломленный подросток. — Пол, Грейслин и пилот. Хотя я полагаю, что могла быть стюардесса или две. А второй пилот? Боже, я ничего не знаю об этих вещах.

Трахните меня. Мой источник информации в настоящее время носит желтые пластмассовые серьги.

—Есть ли еще какая-нибудь информация, которой вы можете поделиться с нами? — спрашивает офицер Ханна.

Я молчу. Что бы ни происходило, я не в курсе. Теперь я просто жду, когда офицеры уйдут, чтобы я мог допросить Долли Партон-младшую здесь.

Она колеблется, прежде чем покачать головой.

— Нет. Это все, что он мне сказал, извините.

Офицер Ханна выглядит огорченной, когда спрашивает:

— Вы случайно не знаете, миссис Эшкрофт... они путешествовали по делам или... гм, на отдых?

Закрывая глаза, я чувствую, как все внутри меня рушится, кирпичик за кирпичиком. Все, что я построил за эти годы, исчезло, погребено под пеплом. Воспоминания. Украденные поцелуи. Игры. Ставки. Выигрыш. Все в жопе.

Голос Виннфред звучит далеко.

— Я… я не знаю.

— Вы не знаете, они путешествовали по делам или ради удовольствия? — глупо повторяет офицер Дэмиен.

— Нет.

— Полагаю, это значит, что вы вообще не знали, что они путешествовали вместе?

— Прекратите, — упрекает офицер Ханну себе под нос.

— Нет, — говорит Виннфред, вздернув подбородок, гордая, несмотря на нелепость своего наряда, эту ситуацию и этот вопрос. — Он не сказал мне, что путешествует с мисс Лэнгстон.

— Все в порядке. — Офицер Дэмиен раздраженно прикусил внутреннюю часть щеки. — Спасибо, миссис Эшкрофт. Хорошая новость — если это можно так назвать — заключается в том, что пилот попытался благополучно приземлиться в Гудзоне, так что тела в, э-э, презентабельном состоянии.

— Фантастические новости, — протягиваю я, не в силах сдержаться. — Значит, они утонули, а не сгорели в огне. Это многое меняет. Деревенский увалень, разве ты не гордишься тем, что похороны твоего мужа будут с открытым гробом? — Я бросаю ей плачевную ухмылку.

Виннфред задыхается, как будто я только что ударил ее.

Офицер Ханна кладет руку на плечо Виннфред.

— Люди говорят ужасные вещи, когда им больно, — говорит она, чтобы утешить ее.

— О, говорить ужасные вещи — это его партийный трюк. Это не имеет ничего общего с тем, что здесь происходит. — Деревенщина косится на меня.

Наконец офицеру Дэмиену звонят по телефону, и офицеры кивают между собой.

— Мы сейчас вернемся.

Они все выходят наружу, бормоча между собой, оставляя жену Пола Эшкрофта и меня наедине.

Я поворачиваюсь к ней.

— Ты должна мне все рассказать.

— Зачем! Ты разговариваешь со мной? — Она упирает указательный палец в грудь, изображая свой самый густой акцент Теннесси. — Потому что я не отличаю Рим от Рейкьявика. Так почему бы тебе не взять свой большой, умный мозг и гигантское, невыносимое отношение и не засунуть их себе в задницу...

— Перемирие. — Я поднимаю ладони вверх. — Я знаю, что ты знаешь больше, чем я. Это ясно всем в радиусе ста миль. И хотя мы начали не с правильной ноги, также ясно, что мы оба находимся в эпицентре дерьмовой бури, так что