Измена. Просто так не сдамся - Мара Евгеника

Вау. Как интересно. Здорово. Рада за тебя, ма. Мне нравится, что ты у меня такая активная и неунывающая.

- Спасибо, милая. Стараюсь, - последнюю фразу произношу уже на выходе из столовой.

Сама в это время думаю, что если я себя не займу хоть чем-нибудь, то сойду с ума от какофонии мыслей и микса эмоций, что рвут мою душу на части.

Я уже полгода в Дублине.

С Дашкой после моего откровенного рассказа мы старательно обходим острые углы. Но…

Все равно я сама постоянно думаю о Юрке.

О нашей последней ночи в одной постели. О нашем прощании в аэропорту.

После непростого разговора я пошла собирать чемодан. Юра один раз зашёл в гардеробную. Несколько минут постоял молча, словно хотел у меня еще что-то спросить. Но…

Так ничего и не сказав, муж ушёл в кабинет.

Уложив все, что наметила, я в очередной раз посмотрев на часы, поняла: пора ложиться спать. И…

Первый раз за годы замужества впала в ступор, не зная, как правильно поступить.

Уйти спать в гостевую или все же провести эту ночь в семейной спальне.

Решая этот простой вопрос, долго стояла у ростового зеркала и вглядывалась в себя, будто старалась найти в своем отражении ответ.

И мой ответ пришел ко мне сам на двух ногах в виде моего мужа и произнес:

- Юль, спать будем вместе или мне постелить себе в кабинете?

В его тихом голосе был такой микс эмоций из боли, отчаяния, непонимания и надежды, что у меня снова в горле образовался ком, а во рту горечь.

- Ложись. Сейчас приду, - только и смогла хрипло выдавить в ответ, делая вид, что ищу что-то. - Мне еще нужно в ванную.

Приняв душ, я снова зависла у зеркала, испытывая внутреннее смятение от предстоящей ночи.

Не могла понять: чего боюсь больше - себя, Юрку или выяснений отношений, которые могут возникнуть.

Конечно, в данной ситуации мне было бы легче уйти в гостевую. Но…

Позиция страуса не моя от слова совсем. Это раз. И второе - я уже сказала мужу, что приду.

До сих пор помню, как шла в спальню на ватных ногах.

Зайдя внутрь, мазнула взглядом по кровати, где на своей половине в футболке лежал Юрка.

Именно то, что на нем футболка дало мне понимание: я поступила правильно, решив не оскорблять его своим демаршем с гостевой. Но…

Поймать удивленный взгляд Юрки мне все же пришлось, лишь только я сняла халат.

Причиной горькой усмешки в его взгляде стала моя глухая пуританская пижама.

Ее я надела в последний момент в ванной комнате.

Почему? На этот вопрос я и сейчас ответить себе не могу. Вероятно, для того, чтобы так, воздвигнув между собой и мужем барьер, установить красные флажки, обозначающие, что мы теперь не вместе.

- Симпатично, - мягко произнес муж и сдвинулся ближе к краю, показывая: понял тебя.

Спросите меня: удалось ли нам заснуть?! Отвечу честно: “Нет!”

Я не спала почти до самого утра. Слушала свои мысли и дыхание Шацкого, который тоже не мог заснуть.

У меня было ощущение, что мы с Юркой ведем мысленный диалог, пытаясь донести друг до друга свою правду, которую боимся произнести вслух.

Устав сама от себя и внутреннего диалога, незадолго до того, как нужно было вставать, я отвернулась к окну и лицом. Смотря на лунный диск, начала придремывать.

В какой-то момент не успела и ойкнуть, как Юрка сгреб меня в свои объятия и прижал спиной к своей груди.

- Спи, Юльчик, - прошептал муж в затылок. - Не бойся не проспим. Люблю тебя! Верю в нас!

Его голос, мой любимый голос, стал для меня тумблером, который отключил во мне кнопку “тревога”.

Через время меня разбудили Юркины поцелуи и горячие мужские ладони, блуждающие под моей пижамой и знающие каждый сантиметр моего тела.

Не прошло и минуты, как я завелась и застонала от возбуждения.

Еще мгновение и нас бы затянуло в водоворот плотской страсти.

Уже падая в пучину удовольствия, от поцелуев мужа, который, наконец-то, добрался до моей груди, я вдруг выдохнула то, что прервало миг волшебства:

- С ней тебе было также хорошо, как и со мной?

Юра поднял голову, посмотрел мне в глаза.

И я увидела, как гримаса злости и отчаяния тут же исказила его лицо.

Не говоря ни слова, Шацкий поправил кофту моей пижамы, перекатился на свое место, а через секунду встал с постели и вышел из спальни.

Оставшись одна, я ощутила внутренний холод.

Меня рвало на части от понимания: прощение - это не обнуление памяти.

От душевной боли, что рвала меня на части, я закрыла глаза и, уткнувшись в подушку лицом, завыла, как раненый зверь.

Выла, потому что знала: по-старому уже не будет, а по-новому не получится.

Полежав так время, мне пришлось, почти как Мюнхгаузену, вытащить себя из постели, чтобы не опоздать на самолет.

Изначально я планировала поехать в Шереметьево такси. Но…

Юрий решил сам меня отвезти.

Решив, что глупо сопротивляться и добивать мужа своим отказом, упираться я не стала.

По дороге мы в основном молчали, а если и говорили то, лишь на нейтральные темы или о реабилитации Юрия, которую ему предстояло еще пройти.

Мы оба все понимали, потому усердно держались выбранной линии общения.

Уже в зоне вылета перед тем, как я должна была заходить в вип-зал бизнес класса, Юрка, не выдержав, дернул меня, прижал к своей груди и начал тихо, но уверенно, говорить:

- Юлька, я верю в нас и в нашу любовь. Мы не сможем с тобой друг без друга. Я не дам этому случиться, потому что люблю тебя больше жизни. Да, я оказался слабаком и мудаком. И знаю, что такое сложно простить. Но… Я уверен, что все будет у нас хорошо. Да, не так как раньше. Пусть иначе, но все будет хорошо. Юлька, ты главное верь мне!

Прокручиваю в очередной раз момент прощания с мужем в аэропорту уже в галерее, смотря на картину, но не видя того, что на ней.

Из воспоминаний меня выдергивает приятный густой баритон…

- Добрый вечер, Юлия!